— Что-то мне подсказывает, деньги тебе понадобятся, — возразила Екатерина. — Будь счастлива, Иней!
Женя подошла ко мне и тоже положила несколько крупных купюр:
— Прости меня, Иней! И будь счастлива.
Затем то же сделали корректор, верстальщик и другие сотрудники редакции. А затем — все рабочие корпорации, даже те, кто видел меня один раз. На собранную сумму я могла бы безбедно жить больше года.
А владелец газеты подарил мне золотое кольцо.
Символично. Иней в золоте.
И тогда я поняла, насколько добр мир вокруг. Что жители закрытого города вовсе не такие высокомерные, какими хотят казаться. И захотела учить детей своих коллег, которых почти ненавидела и презирала. Теперь они все со слезами обнимали меня.
Таня и Екатерина предложили временно пожить у них, пока мое положение в Краснокрестецке вновь не станет стабильным. И я искренне пообещала, что подумаю.
Я ехала домой с улыбкой и постоянно поднимала голову, чтобы посмотреть на небо. Казалось, что наступила весна. Что счастье близко. Но только казалось…
— Френд, ты дома? — спросила я, зайдя в квартиру.
Мне никто не ответил. Только на кухне слышались тяжелые шаги.
А дальше я сползла по косяку, потому что происходящее напоминало фильм ужасов. Самый дешевый, глупый и по-дурацки страшный. Передо мной возникло нечто в мешке на голове. Кошмар из далекого детства. Лишь глаза сверкали в прорезях. Почему-то они показались мне красными. Человек с мешком на голове держал в руках нож.
— Как ты думаешь, кто это? — спросил металлический голос. — Твоя смерть? О, нет, Иней будет жить долго и счастливо, выйдет замуж и родит пятерых детей.
— Это ты, Френд? — спросила я, задыхаясь от ужаса.
— Это не Френд, Френд ушел с друзьями пить пиво. Почему ты так испугалась тогда в автобусе? Думаешь, под мешком скрывается страшное покалеченное лицо? Бойся, бойся еще сильнее, потому что покалечена душа. Это куда ужаснее. Ты не задумывалась, девочка, что друзей заводят от жуткого одиночества?
— Умоляю, сними мешок, — повернувшись лицом к детскому страху, я была буквально парализована.
— Я так любил тебя, но без взаимности, — продолжал Френд. — Заботу и нежность ты не замечала. Тогда я попробовал выжать из тебя чувства скандалами и тяжелой работой. Думал, придешь ко мне, твоему единственному другу… Ничуть не бывало! Ты становилась только сильнее. Попытался оставить тебя в Мертвом лесу, но не смог. И тогда решился на последнюю меру — перевести тебя на нелегальное положение. Может, обратишься ко мне за словами любви и утешения. Как же! Хитрая Иней умудрилась не только спасти газету, но и сама решила устраиваться в гимназию. В городе — паника и страх, а у непробиваемой Иннушки все отлично.
Я могла бы воззвать к разуму моего мужа, ведь поутри в красном камзоле дал мне песочные часы. Я могла бы покорить его красотой, всего лишь сдернув резинку с волос, ведь поутри в зеленом камзоле подарил мне ржавые цепи. Я могла бы убить его, ведь поутри в черном камзоле даровал мне колдовской нож.
Но я была Инеем. Слабой женщиной, которую случайно выбрали премудрые Хранители равновесия. Той, в ком самопожертвование и сострадание было доведено до крайней степени. Я не могла принять решение. У меня не было сил его слушать. У меня не было сил бороться. И я легла на пол, покорившись приступу панической атаки.
— Прощай, Иней! — сказал маньяк и занес надо мной нож. — Сейчас ты действительно умрешь.
А я от ужаса не могла и пошевелить рукой. Даже дышать было больно. Спасла случайность — открытая дверь. В тот самый момент, когда Френд занес нож, зашли Хельга и Егерь. У скандинавской красавицы оказалась отличная реакция. Она перехватила руку обезумевшего мужчины и истошно закричала:
— Беги, Иней!
Только тогда я смогла подняться, схватить сумку и отбежать на приличное расстояние от дома. Первый звонок — конечно, Ершу.
— Выезжаю незамедлительно, — крикнул тот.
А потом я бежала по Краснокрестецку, сжимая в руках бумагу, данную мне другом. Мой смысл в жизни! Забыв обо всем, вдыхала ароматы наступившей весны. Именно тогда я была как никогда близка к помешательству.
Они добились от меня, чего хотели. Я всегда была хорошей девочкой — умной и очень красивой. Я все делала на твердую «пятерку». И женой была отличной. Да только хорошие девочки и добрые жены долго не живут. Их затаптывают ногами плохие мальчики. Или же — приносят в жертву высшим интересам.
Уже ночью подошла к контрольно-пропускному пункту. Я могла бы развернуться и пойти к Екатерине. Я могла бы созвониться с Хельгой и Егерем. Узнать, как у них дела, и заодно переночевать. Я могла бы уехать в Верену и жить с родителями. Я могла бы нагрянуть к Эле. Я могла бы пойти к сталкерам. Уж в клубе-то мне нашлось бы место. Но я сделала самый лучший выбор. Вышла из ворот КПП, набрала полный рот слюны и плюнула на забор.
— Эй, не балуйся, — равнодушно сказал молодой прапорщик.
— А можно, я вас поцелую?
— Что?
— Всего лишь один поцелуй. Поздравьте меня со свободой!
Тот даже проснулся от удивления, а потом со странным чувством поцеловал меня в лоб:
— Будь счастлива! Но… поздно. Автобусы уже не ходят.
— Ничего. Прогуляюсь пешком до Верены. Путь домой всегда близок. Вот держи-ка на память, — и я подала ему телефон.
Лишь к утру я добралась до города. Затем остановилась в гостинице и спала целые сутки. Одежду сожгла. А потом я обошла все светлые зоны, крестясь на церкви с серебряными куполами.
Сжимая кулаки от экстаза, я снова почувствовала себя живой. Краснокрестецк и опасность, которая ему грозила, казались сном.
Вскоре я навестила сталкеров, с удовольствием расспрашивая о том, что произошло за долгое время моего отсутствия. Те поделились видеозаписями и фотографиями интересных объектов.
Несколько часов подряд мы просидели в пабе с Элей. Пили пиво, закусывая сушеной рыбой. Вспоминали свое детство, беспрерывно хохоча. А иногда вдруг начинали рыдать. Я вообще в то время много плакала, но без горечи и обиды. Просто избавлялась от накопившихся эмоций.
Увиделась и с Асмодеем, но тот прятал глаза, словно что-то скрывал от меня. С ним мы пили вино и беседовали о Шаолине.
На прощание сталкер поцеловал мне руку и прошептал: «Теперь все будет хорошо, Иней в серебре».
А затем пришел Ёрш, и мы сидели в китайской чайной и говорили обо всем на свете, кроме того, что нас действительно волновало. Два близких человека. Двое влюбленных. Но мы были далеки друг от друга как никогда.
Родители заплакали навзрыд, встретившись со мной. Оба. Уж не ведаю, откуда они узнали о том, что произошло. Я пыталась казаться грустной, но приходилось постоянно опускать счастливые глаза. Бесстыжие глаза.
