Вывод из всех этих впечатлений и душевных терзаний получился один: нация устала после череды грандиозных свершений и искусственным введением себя в коматозное состояние пытается выжить. Потеряла она самых энергичных и рисковых представителей. Умные и осторожные, конечно, сохранились, но без буйных оставаться собой в современном мире было очень проблематично. Что же делать? Вот, наверное, из этого вопроса и сформировалась идея искусственно воссоздавать цвет нации. По крайней мере, здоровых и деятельных ребят. А уж на них и ляжет вся остальная работа по возрождению и выходу из коматозного состояния.
Когда ещё под Смоленском мы с друзьями обсуждали, куда направим такую уйму деньжищ, которые получим, продав найденные сокровища, то я с пеной у рта доказывал, что нужно направлять всё в человеческий капитал. В общем-то, все были согласны, что даденные Провидением средства следует направить на возрождение страны, но вот только методы каждый отстаивал свои. У Ивана вся концепция развития упиралась в отсталость наших технологий, и значит, чтобы сделать рывок, нужно поднимать их. Весь упор на науку и технику – вот его кредо. Парня я сломал всего лишь одним примером:
– Ван, что ты зациклился на всяких там гаджетах и ноу-хау, мы же всё это проходили. Вспомни Советский Союз – там всяких ноу-хау было море, вот только внедрить их в повседневную жизнь та система так и не смогла. Капиталисты смогли, а мы нет – вопрос: почему? Да всё из-за обычных людей! Народу были по барабану всякие там научные достижения. Чтобы их внедрить, нужно было много работать, недосыпать, рвать жилы на производстве, а это возможно, если тебя со всех сторон подпирают конкуренты. А у нас этого не было, так что тогда напрягаться? Вот и не напрягались, только в одном направлении рвали жилы – это для обороны. Все силы туда направили, а народу вкусно кушать и красиво одеваться хотелось, ну, естественно, и зрелищ. Вот этим буржуины нас и взяли. И сейчас возьмут, так как люди продолжают хотеть вкусно кушать, красиво одеваться, и при этом особо не напрягаясь. На хрен им твои ударные стройки и великие свершения, если для этого придётся пожертвовать своим здоровьем и свободным временем. Кадры нужны специфические, чтобы внедрять разные там новации. Кровно заинтересованы должны быть руководители даже низшего звена, чтобы дело шло. И не наскоком должна быть эта заинтересованность, а постоянная – жить должны этим люди. Где таких взять? На Западе целый слой таких людей сформировала конкуренция. У нас во времена СССР тоже пытались воспитать народ при помощи коммунистической идеологии. Какая модель оказалась более успешной, мы теперь знаем. Пока нация не была обескровлена (революцией, коллективизмом, ВОВ), мы держали удар, а как только перестали бороться, так сразу и поплыли. Упёртых, романтиков и просто здоровых физически и психически людей выбила эра великих свершений. По большому счёту нам осталось обтекать и копить силы, чтобы выжить в этом жестоком мире. Или пойти наперекор истории и взяться исправлять эту вселенскую несправедливость. Не иначе, сокровища, которые мы нашли, это знак свыше, что именно нашими руками Бог хочет восстановить угасающую нацию.
– Что, получается, мы Богом избранные? – ехидно воскликнул Саша. – Что-то я не вижу здесь святых или хотя бы на худой конец блаженных.
Иван на эти слова громко захохотал, а Витек, периодически подхихикивая, начал ёрничать:
– Шурикан, да ты литру на грудь прими, сразу же блаженным станешь, а любой из нас тебе святым покажется, если с утра стаканчик рассола подаст.
Серьёзным оставался только я, хотя и хотелось колко подшутить над ехидствующим Саней. Но превращать этот судьбоносный разговор в балаган было нельзя. Поэтому, затолкав куда подальше свою амбицию самого остроумного в нашей компании, я тоном проповедника произнёс:
– Вы что, не понимаете, что не просто так нам достались эти марки и картины? Вспомните ту ночь в Москве перед защитой дипломов. Мы же вместо того, чтобы зубрить материалы, начали мечтать о том, как нам изменить эту долбаную действительность. Как хорошо бы иметь в распоряжении целый корпус янычар – умных, преданных, здоровых ребят. Каких мы дел бы натворили – Петру Первому такое бы не приснилось. И путь достижения цели мы тогда разработали – как получить и воспитать таких людей в наших реалиях. Только, как обычно у плохих танцоров, что-то нам мешало, а именно отсутствие финансирования. Так вот Бог, наверное, услышал эти споры, идея ему понравилась, и он ниспослал нам поездку на поля былых сражений и находку партизанского блиндажа, набитого сокровищами. Больше чем уверен, что если мы скрысятничаем или направим полученные деньги не на создание корпуса янычар, то не пойдут они нам впрок. Или сопьёмся где-нибудь на Багамах, или эти деньги перехватят слуги дьявола. У них система отработана, всё бабло спустят на развращение народа.
Как ни странно, моя, в общем-то, пафосная и напыщенная речь не вызвала града насмешек и издевательских шуточек. Мистика она заразна и цепляет человека без всяких обоснованных доказательств и долгого убеждения. Конечно, если он в этой теме и недоумевает, по какой причине ему так повезло (или, наоборот, не повезло). Случайность-то она случайность, но каждый человек в глубине души думает, что не обошлось без промысла Божьего. Особенно если это касается жизни или смерти. В нашем случае это тоже был вопрос жизни или смерти – слишком ценны были сокровища, по довольно дилетантским прикидкам Виктора, нынешняя стоимость коллекции марок превышала миллиард долларов, а кроме этих маленьких фитюлек были ещё и старинные картины известных мастеров живописи. Новости по зомбоящику все смотрели, а там часто поминали того же Рембрандта, картины которого уходили на аукционах за десятки и даже сотни миллионов долларов. А в одном из рулонов, обмотанном мягкой тканью, было три картины этого мастера. Даже за одну такую картину могли удавить нас всех как кутят, и пискнуть бы не успели. Народ всё это прекрасно осознавал, и если бы даже не внутреннее убеждение пустить все полученные средства на благие цели, то эти нежданно свалившиеся сокровища страшно использовать на свои корыстные цели. А вот потратить бешеные деньги на благо страны – это было не страшно, тут включалась генетическая память – пропадать, так с музыкой. Можно было рискнуть жизнью, тем более если всё это дело окутано мистикой и высшие силы как бы толкают на выполнение обсуждаемых нами ранее идей. Поэтому особых возражений не было – разговор и дальнейшие споры вызвали только методы воплощения этой необычной идеи по восполнению нации генетически здоровыми людьми. Так что вот во что вылились мои детские впечатления.
Год жизни в качестве члена Совбеза был труден, беспросветные нервотрёпки лишь изредка сменялись солнечными пятнами настоящей жизни. Такими свершениями, как празднование пуска последней очереди стапеля по производству «Рексов». Но и этот праздник был недолгим – проблем с комплектацией новых аппаратов только прибавилось. Вся эта суета, ответственность и дикое нервное напряжение наверняка бы доконали меня, но больше половины нагрузки принял на свои плечи молодой помощник президента корпорации – Лёня Пантелеев. И как практически все работники нынешнего управленческого аппарата, он был бывшим воспитанником детского дома, который курировала корпорация. Да, так вот получалось, что именно бывшие сироты были более приспособлены к реалиям жизни, чем выпускники кадетского училища. В отличие от здоровяков кадетов, эти молодые люди и девушки не блистали здоровьем и физической силой, но были хитрые, изворотливые и умные люди. Конечно, не все, но процентов тридцать из них могли, как говорится, без мыла влезть куда хочешь. И влезали, в основном, конечно, в органы власти, и это было на пользу корпорации. Ведь пускай эти бывшие воспитанники детского дома заботились в первую очередь о своём благополучии, но в их сердце было табу – ни в коем случае нельзя жить, нанося вред корпорации и родине. Два этих понятия для них были практически синонимы, и в этом была большая заслуга воспитателей, которых в этот конкретный детский дом подбирала кадровая служба корпорации. Наверно, из-за того, что в детском доме воспитывались как мальчики, так и девочки, которые в процессе учёбы постоянно контактировали между собой, характер у выпускников мужского пола был намного мягче, чем у ребят, закончивших кадетское училище. Может быть, и из-за этого детдомовцы были более гибкие и уступчивые. Если в кадетской школе царил дух физической силы, верности данному слову и мужской дружбы, то в детском доме главное было выделиться чем-нибудь из общей массы. Блеснуть перед девочками своим умом, ну, по крайней мере, оказаться впереди по успеваемости или в какой-нибудь сфере общественной жизни, а это иногда достигалось не мозгами, а расчётливостью, бывало и хитростью. Одним словом, воспитанные в детском доме были более приспособлены для современной жизни, чем выпускники кадетского училища. Учредители корпорации внимательно наблюдали за карьерами выпускников, анализировали и спорили – как же лучше организовать процесс формирования личностей? С одной стороны, в том обществе, которое было уже сформировано в стране, более успешными и эффективными будут прошедшие школу детского дома. А с другой стороны, по мнению большинства членов попечительского совета, нынешнее общество шло в тупик. Чтобы его пробить, одних гибкости, хитрости и ума мало – требовались твёрдость, фанатическая преданность делу, нечеловеческая работоспособность и здоровье. А этими качествами в полной мере обладали именно выпускники кадетской школы. Вот и было решено основное финансирование направлять на развитие кадетского училища – открывать новые филиалы, производить дополнительные наборы суррогатных матерей, улучшать качество преподавательского состава. Конечно, курировать Шумихинский детский дом корпорация не перестала. Продолжались финансирование и подбор кадров, соответствующий стандартам кадетской школы. Но вот филиалы было решено не открывать. Соответственно, количество детей-сирот, которые воспитывались в детском доме, было ограничено – максимум реконструированный в городе Шумихе детский комплекс мог принять в свои стены шестьсот сирот.
