– И с каких это пор тот факт, что человек не был при Сталине расстрелян, стал для тебя показателем честности? Раньше ты по-другому считал!
– Не придирайся к словам!
Я махнула рукой и встала с кровати:
– Мне все ясно. Ты офигел от любви к своему Алексею Николаевичу. И сейчас полетишь в 1974 год непонятно на сколько часов.
– Ты права! – кивнул Натаныч. – Я отправляюсь в прошлое, а ты можешь идти отдыхать. Позвоню, как только вернусь. И чтобы ты не беспокоилась, я тебе клянусь, что не телепортируюсь в 1937 год, пока не поговорю с тобой.
На этом мы и распрощались. Мне дико хотелось попасть на дачу к Сталину, но это было невозможно…
* * *
Придя домой, я обнаружила, что уже полпервого ночи. Теперь Натаныч по моему примеру решил сбить себе режим и маханул на десять часов в разгар дня 1974 года. От нечего делать я легла спать, а утром мучительно ждала, когда наконец сталинский посланец вернется со своего партийного задания. В одиннадцать раздался телефонный звонок:
– Я к тебе с пионерским приветом! Приходи, буду о гениальности Отца народов рассказывать.
Через минуту я была у него в квартире.
– Ты действительно там Косыгина нашел? – спросила я, садясь на кухонную табуретку.
– А как же! Было непросто к нему прорваться… Но! Ты же еще не знаешь, что я там за человек!
В первый момент я подумала, что у Натаныча с непривычки крыша поехала от всех этих полетов и он возомнил себя кем-то великим. Но потом вспомнила, что ему пришлось пойти в ту реальность, которая лишь зарождалась в 1937 году, а значит, он рос с родителями, легко и просто получил хорошее образование, а потом наверняка у него была блистательная карьера.
– Так чем ты там занимаешься в 1974 году? Ты сам с собой-то там познакомился? – спросила я, внутренне настраиваясь спокойно воспринимать все временные парадоксы, которые он сейчас начнет на меня выливать.
– Да! Естественно! – Он схватил котелок с овсянкой и стал жадно есть. – Ты не обращай внимания, я не ужинал. Потом болтался там десять часов… Короче говоря, я с голоду умираю. Итак! Да, мы встретились. Я и я. И я тот сказал себе этому, что я полный жлоб! Ну конечно, после того как узнал всю нашу с тобой историю оптимизации родины.
– Почему это жлоб? – удивилась я.
– Потому что я не соглашался отправить тебя к Сталину. То есть! Ты можешь себе представить, что я там – ярый сталинист. Хотя это как-то бессмысленно звучит для той реальности. К примеру, как если бы я сказал, что кто-то ярый поклонник Николая Первого. Что же в этом такого удивительного? Ведь разные у людей пристрастия бывают. Ну а с другой стороны, кем мне еще быть, если у меня отец лауреат Сталинской премии и, кстати, частичный лауреат премии Нобелевской… Он с двумя коллегами ее получил в пятидесятые.
– И ему ее дали? В пятидесятые-то? – спросила я, снова забыв, что мыслить надо в новых координатах.
– Еще бы! Но разговор не об отце. Об этом я тебе как-нибудь потом подробно расскажу. Главное, что там я, как ты и говорила, возглавляю шикарную лабораторию с такими приборами! Я когда это увидел… У меня глаза на лоб полезли! Я стал маркировку проверять, смотреть, какая страна их собирает. А там стоит штамп «Сделано в СССР»! Ты понимаешь, на улице 1974 год, а там персональные компы с жидкокристаллическими экранами и программным обеспечением, которое не уступает современному… И это русские изобрели… В общем, на мое счастье, я оказался там заслуженным человеком с большими связями в правительстве, потому что моя работа связана с обороной… И не спрашивай меня, как я попал в эту лабораторию! Хоть это и происходило в параллельном мире, но все равно государственную тайну я тебе не раскрою… Короче! Через два часа после нашего знакомства я сам привел себя к Косыгину, который там, как я и ожидал, занимает пост… Ты меня вообще слушаешь? – Натаныч испуганно посмотрел на меня.
– Да. – Я потерла виски. – Просто голова болит. Я, наверное, перенервничала с этим твоим Косыгиным. И с машиной времени тоже. Ладно… продолжай!
– Ну, пришел я к Алексею Николаевичу, попросил самого себя второго оставить нас наедине и прямо сказал ему, откуда и зачем появился. И что ты думаешь! Он таки ждал этой встречи с 1953 года! Он прочитал сталинскую записку, выдал мне вот этот заранее подготовленный конверт и просил передать его лично Сталину. – Натаныч показал мне посылку с гербом СССР и печатями.
– А на словах он тебе рассказал о том, что в стране творится?
– Обязательно! – Натаныч просто кипел от восторга. – Значит, так. Я тебе по порядку, начиная с конца тридцатых расскажу. Итак. В 1937 году страна пошла новым курсом. Все были в шоке, потому что стали подозревать Сталина в отходе от истинных марксистско-ленинских идей. Говорят, что вроде бы даже готовился заговор с целью его убийства. Но в этот момент он назначил на пост наркома нэкэвэдэ Кондратьева, который был просто гений внутренней безопасности. И всех зачинщиков быстренько обезвредили и расстреляли. Прокатилась небольшая волна репрессий. После чего страну заставили работать в усиленном режиме. Все показатели начали стремительно расти. Заграница выпала в осадок, так как все заподозрили, что если так пойдет, то скоро СССР станет монстром… В этот момент Сталин начал новую международную политику. Но в 1937 году это были только цветочки! Он просто прикинулся, что мы не хотим войны, будем всячески поддерживать и укреплять мир и все такое прочее. Нам поверили. Типа, что мы такие лохи. И тут он ввел новую идеологию… Ну ты знаешь, как это было… Тогда Запад озадачился не на шутку. Там не поняли, чем это чревато! Одно дело – иметь на востоке социалистическую и еще довольно слабую державу, другое – встать лицом к лицу с какой-то, мягко говоря, непонятной империей с тоталитарным правителем, который умудрился влюбить в себя весь народ, за исключением, конечно, зэков.
– Так как же мы войны-то избежали? – От любопытства я стала терять терпение.
– Ха! – Натаныч подбросил в воздух котелок. – Ты помнишь те газеты? Я был прав… Нет, не про коллективизацию, конечно… Про то, что твой любимый вождь использовал кадровый резерв ГУЛАГа. Он действительно остановил расстрелы, проанализировал ситуацию и отпустил на свободу всех спецов. Во всех областях. И что получилось? Что ты молчишь и на меня смотришь? Ты понимаешь, что из этого вышло?
Я помотала головой.
– А то, что уже к 1939 году мы имели ядерное оружие. А в 1941-м у нас было такое мощное вооружение, что мы сказали всем четко и ясно: «Ребята, не рыпайтесь. У нас будут репрессии по всему миру, если вы только к нам сунетесь». Они отвяли. Но это полдела. Благодаря какой-то фантастической внешней разведке нашими силами были… Это, конечно, не очень гуманно звучит, но это так… Всех, кто имел отношение к разработке ядерного оружия в Германии, Америке, да и где угодно вообще, просто не стало. Научная элита наших наиболее вероятных противников была вырезана, а то, что они успели сделать, просто испарилось. В этом смысле мы их отбросили назад и получили преимущество.
