Верно.
Это не означало, что я должен поддерживать дружеские отношения с Вирджинией. Это никому не пошло бы на пользу, и ей нужно было уйти из жизни Эмери, как мне – заключить сделку в Сингапуре, бросить эту изматывающую работу и рассказать обо всем Эмери.
По крайней мере, это то, что я повторял себе, чтобы оправдать нарушение границ обещания, которое я дал Гидеону.
Вирджиния напоминала ребенка после истерики в тот момент, когда он понял, что не добьется своего.
Я вытащил из кармана платок, протер им нос своего ботинка и бросил его ей в лицо.
– Ты в порядке, Вирджиния? Выглядишь так, будто только что узнала, что тебя обрюхатил школьный учитель. Звучит как сюжет для третьесортного фильма. Спойлер: облажались оба, и учитель, и ученица.
Вирджиния вцепилась в тряпку.
– Я… ты… – Она бросила платок на пол и наступила на него с такой яростной решимостью, что я даже оценил то, как это напоминает Эмери.
– Ты не можешь этого сделать. Просто не можешь. Гидеон не смог, и ты не сможешь.
– Вот что будет. – Я откинулся на спинку стула, зная, что выгляжу страшнее любого хищника животного мира. – Ты уберешь от Эмери свою безвкусную задницу, уберешься с поста учредителя ее трастового фонда, соберешь свой клоунский фургон коррумпированных друзей и уедешь из этого города.
– Я не сделаю ничего подобного! – Она стукнула ногой по деревянному полу. – Ты не можешь разговаривать со мной так!
– Я могу разговаривать с тобой, как мне заблагорассудится. Если ты не сделаешь так, как я сказал, то испытаешь нечто гораздо худшее в тюрьме. – На самом деле я с нетерпением ждал этого. Я поигрывал ручкой, равнодушный к собственной безжалостности. – Помаши на прощание своим охлажденным супам из укропа со вкусом подмышек, своим дерьмовым оранжевым спреям для загара и своим асимметричным стрижкам. Твоя жизнь в Истридже закончена. Твоя жизнь, какой ты ее знаешь, закончена.
– Я расскажу Эмери.
Это заставило меня задуматься. Единственное, что она могла сказать, чтобы заставить меня колебаться.
– Ты этого не сделаешь. – Я подумал о гроссбухе, я был вполне готов сдать его – и себя, – если дойдет до этого. – У меня есть кое-что, чего нет у нашего друга Гидеона. Доказательства.
Улыбка изогнула губы Вирджинии. Она могла считаться хорошенькой. Даже красивой. Жаль, что она придерживалась моральных принципов злой мачехи из сказок братьев Гримм. – Ты блефуешь, иначе не потребовалось бы четыре года, чтобы состоялся этот разговор.
Щелкнул переключатель. Ее плечи расправились. Так глупо было думать, что я в итоге смягчусь. Если она думала, что все кончено, то просто никогда не встречалась с людьми настолько же настойчивыми, как я. Особенно когда дело касалось защиты тех, кто мне небезразличен.
Вирджиния обернулась. Я бы предъявил последнюю угрозу, но когда мы оба обратили внимание на дверной проем, то столкнулись с серо-голубой бурей.
Эмери.
Эмери
Вирджиния держалась с представительностью, на которую не имела права. Я бы восхитилась этим, если бы она не воспитала меня такой же беспощадной, как и она сама. Кроме того, я была ошеломлена откровениями, которые изо всех сил пыталась осмыслить.
Мне нужен был тот момент, в который все сложится. Его не случилось, попытка разобраться в их споре напоминала попытки поймать дождь кончиками пальцев. Бессмысленно.
Вывод: мне солгали.
Ложь вонзилась в рану, которая, как я считала, уже покрылась струпьями. Последняя большая ложь в моей жизни вышла из-под контроля. Я едва оправилась от «Уинтропского скандала». Сколько еще лжи мне придется вынести?
– О, Эмери, милая. – Эта улыбка на лице Вирджинии выглядела безумной. – Давайте уже начнем ужин. Почему бы тебе не пойти и не обнять своего отца?
Глаза горели от усилий, которые требовались, чтобы не смотреть на Нэша. Я сморщила нос.
– Боже, Вирджиния, не называй его так.
– Почему нет? – Ее самодовольное лицо напомнило мне лицо Бэзил после того, как она списывала на экзамене по испанскому.
– Вирджиния, – предупредил Нэш.
От его тона по телу пробежал озноб, весь этот яд мог бы убить ее на месте. Я уставилась на него, скосив взгляд, пытаясь во всем разобраться.
И в чем же была суть всего этого. Мне нравилось слушать, как Нэш борется за меня, но я была способна постоять за себя сама. Особенно когда он хранил тайны, которые, казалось, знали все, кроме меня. Кто лжет тому, о ком заботится? Если он мог так легко лгать мне, то что еще он скрывал?
– Почему бы тебе не называть его папой? – О на допила свое шампанское, оставив кровавое пятно помады на краю. – Он, в конце концов, твой биологический отец.
Она огорошила меня, лишив дара речи, но не ее слова и не то, как холодно это было сказано, причинили мне боль. Это было отсутствие удивления во взгляде Нэша.
Он знал и скрывал это от меня.
Довольная усмешка, которой Вирджиния одарила меня перед уходом, грозила преследовать меня до конца вечера.
С другой стороны, меня искалечила ложь Нэша.
Это будет преследовать меня. Вечно.
– Объяснись, – потребовала я, едва сумев произнести слово сквозь боль и ярость.
– Бальтазар Ван Дорен – твой отец.
Я отступила, когда он приблизился.
– Да, я поняла. – Проведя носком по воображаемой линии, я сказала: – Это моя половина комнаты. А это твоя. Не пересекай черту, и я не врежу тебе коленом по яйцам. Теперь продолжай. Правду, пожалуйста.
Его челюсть дернулась. На самом деле у него дергалось все.
– Лорд Балти был тайным школьным возлюбленным твоей матери. Ее учитель. Она забеременела и испугалась, потому что их связь началась еще до того, как ей исполнилось шестнадцать – возраст согласия в Северной Каролине. Твой отец приехал в ее город на отдых, и она нацелилась на него из-за его денег. Они переспали, она сказала ему, что беременна, и у них случилась свадьба по залету. – Слова срывались сами собой, будто он боялся, что я уйду в любую минуту.
Если я и выглядела готовой сбежать, то потому, что так оно и было.
– Как ты узнал?
– Гидеон рассказал мне.
Мимо по коридору, спотыкаясь на каблуках и хихикая, прошли две пьяные светские львицы. Мир как будто кренился. Я никогда еще так остро не осознавала свою незначительность.
Жизнь идет своим чередом, Эмери, и ты пройдешь через это.
Я встряхнула головой, не в силах соединить все частицы головоломки, пусть даже он скармливал мне их с ложечки.
– Зачем па… Гидеону впускать Бальтазара в нашу жизнь?
Так много вопросов, но я слишком сильно дрожала, чтобы задать их все. Мне нужно было отступить, перенести этот разговор на завтра, когда алкоголь и адреналин выветрятся, но я боялась, что он будет менее откровенен.
