Мои эмоции не вмещались в одно слово, и я не распечатывала новые футболки с тех пор, как он исчез. Я носила простую белую футболку, чувствуя себя настолько не в своей тарелке, что это казалось почти унизительным.
Если верить офисным сплетням, Нэш с Делайлой были в Сингапуре на деловой встрече.
Я верила в это… пока не заметила Делайлу вчера идущей по коридору с чашкой кофе в руке. Когда я спросила ее о Нэше, она выглядела удивленной тем, что я не видела его, упомянув, что он вылетел раньше нее, и она его с тех пор тоже не видела.
Я проверила рейсы всех местных аэропортов, потом – аэропортов штата. Каждый прямой рейс и все рейсы с пересадками из Сингапура за последние пять дней.
Потолок: Очевидно, он тебя избегает. Он заслужил ту записку.
Я едва волочила ноги по ковру. Еще немного, и протру о него подошвы. И все же, когда в дверь постучали, я ринулась к ней и распахнула ее настежь.
Нэш.
Облегчение окатило меня потоком. Безжалостное, врезавшееся в тело, затащившее на глубину и поволокшее туда, куда мне не хотелось.
Он помахал листом бумаги, выглядя более измученным, чем обычно. И, откровенно говоря, слегка несвежим. Его взгляд упал на мою футболку, ничего не нашел там и вернулся к моему лицу.
Нахмурившись, он поджал губы.
– Прежде чем ты заговоришь, я написал тебе письмо. Кстати, это было до того, как я получил твое, но я по-прежнему готов подписаться под каждым словом. Я хочу видеть твое лицо, когда ты прочитаешь его.
Я окинула его взглядом, подмечая мятую рубашку, отсутствующий пиджак и брюки без стрелок.
Я закусила нижнюю губу. Я хотела его даже в таком виде.
Вздохнув, я выдернула письмо из его пальцев и просмотрела первую строчку.
«Ты испорчена».
Письмо ненависти?
Я вздернула подбородок.
– Ты серьезно?
– Хочешь, чтобы сначала я показал его редактору? – Кажется, он был слегка расстроен, глаза покраснели от недосыпа. – Давай же, просто прочти. – Он провел рукой по волосам. Один раз. – Прошу.
Именно его рука в волосах заставила меня уступить, но «прошу» – укрепило в решении. Я вновь опустил взгляд и прочла:
«Ты испорчена.
Ты разговариваешь сама с собой.
Ты разговариваешь с небом.
Ты знаешь слова, которые для большинства ничего не значат.
Тебя не волнуют слова, которые имеют значение для всех остальных.
Ты более сурова к себе, чем к другим.
Ты любишь тьму больше, чем свет.
У тебя слишком большое сердце, и ты делаешь глупости, давая еду и кров незнакомке, чтобы она могла окончить университет.
Ты больше любишь мелочи.
Ты веришь в магические слова, но все же не веришь в судьбу.
Ты так зациклена на звездах – есть они на небе или нет, – но, черт возьми, если откровенно, небо может быть полно ими или оставаться совершенно пустым, я все равно буду смотреть на тебя.
Ты испорчена, но ты идеальна. Конечно же, в слово «идеальна» ты тоже не веришь.
И если я могу сделать для тебя что-то, так это не спасать тебя – от себя или от меня.
Ты более чем в состоянии сделать это сама.
Я бы дал тебе возможность смотреть на тебя моими глазами. Ты бы увидела, что ты не гроза. Ты – молния в грозу. То, что пробивается сквозь облака и сияет ярче всего.
Тогда ты бы поняла, за что я тебя люблю».
– Нэш, – начала я, не уверенная, что сказать. Я изо всех сил пыталась найти слова, сглатывая душившие меня эмоции. Его пальцы потянулись к письму, когда все, что я хотела, это схватить его, вставить в рамку и сделать этот лист своим.
Я отпустила его потому, что оно рвалось в моих руках, опустошало меня.
Мой взгляд отказывался отпускать его. Оно казалось лучшим воспоминанием, тем, которое прокручиваешь постоянно, пока все не начинает напоминать о нем, становясь дежавю.
Нэш нарушил тишину с раздражающей самодовольной улыбкой.
– Ага.
– Прошу прощения?
– Просто хотел видеть твое лицо, когда ты прочтешь это. Ты все еще любишь меня.
– Все еще? – Я покачала головой. – Я никогда не говорила, что люблю тебя.
– Говорила. Не словами, но поступками. Ты столько значений придаешь словам, но иногда то, что ты делаешь, говорит больше, чем то, что ты говоришь. Увидимся завтра, Тигренок. Это дерьмо скоро закончится.
Потолок: Видишь? Я говорил тебе, что он тебя не избегает. Ты не должна была писать ему ту записку. Иногда ты можешь быть такой засранкой.
Нэш
Делайла вошла в пентхаус на середине моего разговора с Шантильей. Я бросил на нее взгляд и вернулся к истеричке напротив.
Она заправила красную прядь за ухо.
– Мы так тесно работали последние две недели.
– Да, – протянул я. – Ты, я и еще четверо.
Она развела ноги в приглашении. Она действительно думает, что я не помню, как она пыталась приставать ко мне?
Ее пальцы провели по ключице и коснулись ожерелья на шее.
– Я видела, как вы смотрели на меня.
– Только когда прихожу в ужас при виде того, как быстро вы тратите миллионы долларов бюджетных денег. – Я откинулся в кресле и вынул несколько документов, чертовски измученный этим днем. – Кроме того, я не стану снова просить тебя свести ноги. Мне сидеть в этом кабинете еще три часа, а твоя киска смердит, как рыбная лавка.
Чего она не понимала, так это что мне не нужен был тот, кто кивает каждый раз после того, как киваю я. У меня для этого была тень, и она уж точно нравилась мне больше, чем Шантилья.
Делайла откашлялась и опустила Роско. Он кинулся к своей кровати с балдахином.
Шантилья вскинула подбородок, щеки вспыхнули, как будто она только сейчас заметила, что мы не одни.
– Я должна проверить кое-что… на другом этаже.
– Да уж проверь. – Я жестом велел ей уйти.
Она метнулась в обход Делайлы и захлопнула за собой дверь. Роско вскочил, взвизгнул и припал к ногам Делайлы, просясь на руки.
Нагнувшись, она подобрала его.
– Выглядишь, как дерьмо.
Да, и ты знаешь почему, засранка.
Я рассказал ей обо всем письмом прошлой ночью, избавив ее от всех компрометирующих подробностей, но достаточно, чтобы она поняла суть.
– Заткнись. – Я лгал. – Меня тошнит от твоего хладнокровного монстра. Шантилья зажала меня в угол этим утром, чтобы поговорить о бюджете. Она простудилась, Делайла. Оно кашляла мне в лицо, Делайла. Я впитывал ее простуду. Знаешь, на что это похоже? Могу продемонстрировать.
