Разумеется, не видно было не только хотя бы одного полицейского, даже его тени. Видимо, в Риме их работа – разъезжать верхом по садам, красуясь перед гуляющими дамами. В Вене на улицах уже раздались бы резкие звуки полицейских свистков, и через несколько минут нападавший и его жертва были бы задержаны.
Фрейд вдруг остановился: он внезапно понял, где видел круглый затылок нападавшего и прядь белокурых волос, лежавшую на этом затылке. В автомобиле, вот где! Это затылок Августа! Черт бы побрал этого шофера! Надо бы сказать о нем Анджело Ронкалли: слишком много змей, пригревшихся на чьей-то груди, скопилось в этом величавом мраморном дворце, серый силуэт которого уже был виден впереди.
– Вы доктор-австриец, верно? – спросил гвардеец, уже пропустивший Фрейда через ворота.
Ученый обернулся, удивленный, что швейцарец обратился к нему. Итак, сюрпризы этого дня еще не закончились. Воспитание, полученное в детстве, заставило ученого подойти к говорившему, хотя инстинкт, наоборот, советовал отойти от него. Еще раз Супер-Я оказалось сильнее, чем Оно.
– Да, это я, – ответил он. – Я доктор Фрейд.
– Мне нужно поговорить с вами, – сказал швейцарец. Он говорил с римскими интонациями: долго прожил в Италии. – Но не здесь и не сейчас.
В таких случаях – а их было много на ужинах, приемах и даже конгрессах – Фрейд обычно доставал и протягивал собеседнику визитную карточку: тогда речь шла о потенциальных пациентах, то есть о клиентах, к тому же с большими деньгами. Когда-нибудь он попытается понять, существует ли связь между деньгами и истерией, паранойей и другими душевными болезнями. Может быть, отсутствие материальных забот увеличивает риск психических нарушений. А может быть, организмы бедняков вырабатывают антитела против таких болезней или у него слишком высокие гонорары, но среди его пациентов нет ни одного рабочего или служащего.
Фрейд взглянул молодому солдату в глаза и решил, что бесполезно давать ему листок с адресом «Вена, Берггассе, 19»: швейцарец никогда не станет его пациентом.
– Приходите ко мне в мой кабинет завтра и не позже, потому что я могу скоро уехать, – ответил ученый для видимости равнодушно, но лишь он сам знал, как жгли его душу эти слова. – Он на третьем этаже дворца.
– Я знаю, где он, доктор, но нам лучше увидеться не там. Встретимся завтра в восемнадцать часов на новом мосту Кавура. Д’аккор?
Последний вопрос: «Согласны?» – гвардеец задал по-французски. Значит, он франкоязычный швейцарец, но с римским акцентом. В первый момент это удивило Фрейда. Но, в конце концов, это странное государство потому и называется Швейцарской конфедерацией, что его население состоит из трех народностей – кроме всегда преобладавших немцев, есть итальянцы и французы. И эти три сросшиеся вместе народа никогда не ссорились ни внутри своих границ, ни за их пределами. Это предмет для психоанализа.
– Д’аккор.
Мысль ответить гвардейцу на том же языке возникла у доктора внезапно, и по-французски он говорил не так уж плохо. Вот только теперь он согласился на эту встречу. А о том, чтобы снова отложить на будущее ужин дома у Марии, не могло быть и речи: возможно, это его последний день в Италии. Домой он пришел совершенно без сил: так его утомили многочисленные случайности этого дня. Непонятный швейцарский гвардеец, Август в роли нападающего и портной-масон – в обратном порядке.
Фрейд умылся, переоделся в новый костюм, повязал тот самый галстук и зажег последнюю из сигар «Монтеррей», нежную, со сливочным вкусом и фруктовым ароматом. После второй затяжки он с удивлением почувствовал в ней легкий оттенок кофе и еще почти незаметную, ускользающую лакричную ноту. Этот сюрприз, по крайней мере, оказался приятным. И одним из последних: ему будет трудно в очередной раз полакомиться сигарой «Монтеррей» или дорогой сигарой «Дон Педро», коль скоро должен будет сказать «прощай» двум тысячам лир в неделю.
Взглянув на часы, он твердым шагом смиренно стал подниматься по лестницам в личные покои папы, дотрагиваясь до прохладного мрамора древних статуй и обращая к картинам и скульптурам внимательный взгляд и усталый вздох. Вот группа – нимфа со стыдливо прикрытыми гениталиями и рядом обнаженный юноша. Фрейд, уверенный, что его никто не видит, протянул руку к ягодицам нимфы и дотронулся до них. Группа, возможно, копия работы Бернини или даже сам оригинал. В любом случае прикосновение к ней не принесет удачи.
– К сожалению, это лишь прекрасная имитация «Амура и Психеи» Кановы. Оригинал больше ста лет назад увез Наполеон по позорному Толентинскому мирному договору. Вы ведь знаете поговорку об этом: грабят не все французы, но большая часть. А фамилия Наполеона «Буонапарте» означает «хорошая» или «большая» часть.
Это сказал Орелья. Его могучий голос ударил доктора в спину еще до того, как длинная тень кардинала дотянулась до ног ученого. Фрейд ошибся и во времени, и в имени скульптора, да еще и щупал мягкие места Психеи на глазах у Орельи.
– Позвольте сказать: я понимаю, как сильно вам хотелось дотронуться до нее рукой. Я видел, что в этом не было злого умысла. Позвольте мне тоже заглянуть в глубину души, на этот раз вашей.
В ответной улыбке Фрейда было согласие без слов и понимание сообщника.
– Как изобретатель психоанализа, вы хотели принести дань уважения самой прекрасной из богинь Олимпа, которая сделала вас знаменитым. Но при этом вспомнили, что от союза Психеи и Эроса родилась богиня сладострастия, которая олицетворяет сексуальное удовольствие. А вы, если я не ошибаюсь, именно в сексе находите причины всех человеческих неврозов.
Что значили эти слова? Кардинал поддразнивал его, выводил из неловкого положения, внушал ему сомнение в его собственном методе или посылал ему сообщение по поводу его расследования? Фрейд не успел разобраться в этом: дверь в кабинет папы открылась, лакей в ливрее зеленого и желтого цветов поклонился гостям и жестом попросил их войти.
Глава 20
Как и можно было предвидеть, папа обнял Орелью, а Фрейду протянул одетую в перчатку руку, которую доктор взял тремя пальцами и едва заметно поклонился. Не больше, но и не меньше, чем следовало в этих обстоятельствах. А вот де Молина и Рамполла встали с дивана, на котором сидели рядом, и оба приветствовали доктора крепким пожатием руки. Освобождают путь бегущему врагу, чтобы устроить там засаду.
Когда ели суп, Лев, сидевший во главе стола, вспоминал, как не был уверен, соглашаться ли ему быть папой, и говорил, что отказ от почета – ложное смирение. Свой рассказ он закончил цитатой из Послания святого Григория Великого:
– «Пусть каждый размышляет о том, как он достиг вершины, если же он сделал это законным способом, пусть изучит свое поведение».
Произнося эту фразу, он взглянул по очереди на каждого из трех кардиналов, а потом бросил быстрый взгляд на Фрейда.
Когда ели вареное мясо под зеленым соусом, Рамполла напомнил, что антиклерикалы объявили о своем желании провести в будущем месяце манифестацию в честь шестисотлетия пощечины, которую получил в Ананьи Бонифаций Восьмой. Госсекретарю сообщили, что мэр Рима, Просперо Колонна, дальний потомок бесславного Джакомо Шарры Колонны, давшего эту пощечину, не запретит эту подлую демонстрацию, хотя и называет себя хорошим католиком. Папа, казалось, был готов заплакать и едва не всхлипнул, когда Орелья положил ладонь на его руку.
