– Все?
– Все. Его с допроса привели, меня на допрос увели, а после отпустили. А на допросе и меня про то же спрашивали: не слышал ли случайно каких разговоров вообще, а особенно про то убийство. Так я взаправду ничего не слышал, а то бы по совету господина Егорина и рассказал.
Никита Иванович покивал головой, мол, понял.
– Ну, так я пошел?
– Иди, если есть не станешь. Ты послезавтра заходи.
– Зайду. Как не зайти, ежели больше, как к вам, и не к кому.
Хозяин посмотрел вслед парнишке с долей уважения. Не зря Егорин ему доверился, почуял родственную душу. Сам-то Кондратий Петрович ни одного дела собственными руками не свершил, а во всех делах выходил за главного и отхватывал самый большой куш. Хотя и то было справедливо: дело не только обстряпать нужно, а сперва толково придумать, как это сделать. Вот и полиция никак до Егорина добраться не могла. Нынче тоже подержат-подержат и отпустят, потому как уцепиться не за что будет. И парнишка этот хитер не по годам, вон и знакомство нужное свел. Надо с ним дружбу завести, а для начала помочь. А случись Рыжему про убийцу монашки чего услыхать, так он и сам бы в полицию нашептал. Потому как и с полицией дружбу водить надо, никак без этого.
Не углубись Никита Иванович в эти размышления, он наверняка заметил бы, что шпана засобиралась уходить слишком уж быстро, неожиданно, и, может, придержал бы парней, давая мальчишке фору. А так, раз те расплатились заранее, то на их уход он и внимания не обратил.
28
Петя вышел на крыльцо харчевни, с минуту постоял, припоминая, все ли он сказал хозяину заведения. Выходило, что ничего не забыл и нет нужды возвращаться. Пора честь знать и уходить из этого неприятного места.
Уже смеркалось, но Петю я видела отчетливо. Мне даже казалось, я знаю, о чем он сейчас думает и что сделает. Вот, пожалуйте: постоял немного и стал не спеша спускаться с крыльца, ступени которого из-за утрамбованного ногами снега покрылись бугристой и скользкой коркой. Пойти навстречу или подождать здесь? Лучше постою здесь, не ровен час, кто выйдет следом.
Я, конечно, ни за что не отпустила бы Петю сюда одного. Его предыдущий визит в «Белую харчевню и чайную» закончился без плачевных результатов, но с приключениями, без которых лучше было бы обойтись. С другой стороны, это неприятное заведение оказалось единственным местом, куда тянулась хоть какая-то ниточка от господина Тихонравова, и не оставалось иных возможностей попробовать выйти на него, кроме как послать Петю к хозяину харчевни с повторной просьбой найти для него не слишком обычного скупщика краденого. Вдруг этот самый Тихонравов, который среди завсегдатаев притона известен как месье Птижан, все еще в городе? Ведь не уехал же он раньше, хоть и выходило по всему, что сделать это ему стоило. Возможно, его дела здесь настолько важны, что ему приходится рисковать? Вполне! Опять же риск этот не столь уж велик и вполне допустим: сам он никого не убивал, а о прочих его делах и делишках даже Сергею с Ларисой ничего не известно.
Вот из таких рассуждений и появилась мысль о повторном Петином визите в харчевню. Вдобавок к этому мы решили сыграть на том, что местный криминальный мир вовсе не заинтересован в сокрытии пришлых преступников-гастролеров, и намекнули, что один из самых авторитетных в нем людей, господин Егорин, лично желает избавиться от ненужной головной боли, которую создает этот Гном «уважаемым людям». А чтобы все прошло гладко, мы с цирковыми приехали сюда вместе с Петей, но сами, конечно же, в харчевню заходить не стали.
Само заведение стояло на отшибе, сразу за ним начинался пустырь. Но шагах в пятидесяти в сторону и напротив, за проходящей мимо харчевни дорогой, начинались городские переулочки, застроенные вкривь и вкось убогими домишками. В одном из таких переулочков мы и поставили сани, на которых прибыли.
Петя обернулся быстро и сейчас уже двинулся в мою сторону, но тут хлопнула дверь чайной, и на порог вывалилась неприятного вида компания из шести человек.
– Эй, шкет! – крикнул один из них. – А ну-тко постой.
Петя сделал еще несколько шагов, как бы не замечая окрика, но – не успела я его мысленно похвалить за это – вдруг остановился и повернулся лицом к шпане. На тихой, безлюдной улице были прекрасно слышны скрип снега под подошвами и хриплое дыхание одного из парней, видимо, сильно простуженного.
– Слышь, Ковш, а чой тебе от него надо-то? – спросил тот самый, что дышал с хрипами.
– А в рыло дать.
– Не, это понятно. Это мы завсегда и с превеликим удовольствием. Я спрашиваю, на какую такую мозоль он тебе наступил, что ты нас из-за стола повытаскивал.
– Я из-за него едва башку не проломил. Он мне подножку сделал.
– Да ничего он тебе не делал. Это ты сам по пьяни спотыкнулся. Мы ж видали, он к тебе спиной стоял и не повернулся даже.
– Да мне начхать, чего вы там видали. Сказал – значит, так оно и было. И надо поганца поучить и рыло ему почистить до блеска.
– Дак я разе ж супротив? – вкрадчиво отвечал говорун. – Я ж и говорю, что с превеликим на то удовольствием.
Разговор свой они вели нарочито громко, видимо, хотели запугать Петю. Но тот стоял спокойно, чего нельзя было сказать обо мне. Петя, конечно, имеет большие способности, но после всего-то пяти наших уроков вряд ли справится с таким количеством противников. Пришлось пойти к ним навстречу.
– Господа, – начала я еще издалека, – вы ведете себя неприлично и говорите слишком громко!
– Опа, глядь-ка, Ковш, да он тут с марухой!
Это открытие вызвало неподдельное веселье. Правда, Петя обернулся и неодобрительно на меня посмотрел, но уроки он усвоил неплохо и тут же отвернулся, сосредотачивая внимание на своих противниках, изучая их возможности.
– Жердяй! Ты ж у нас любитель с барышнями беседовать? – сквозь смех сказал одному из своих товарищей хрипатый. – Займи маруху культурной беседой.
– Это как? – растерялся названный Жердяем.
– Ну, покажь ей чего интересного. Ножичком новеньким похвастай.
– А! Это мы зараз! – Жердяй извлек из кармана финский нож, щелкнула, выметывая лезвие, пружина, холодно блеснула сталь. Я продолжала неспешно идти ему навстречу, чем явно удивила всю компанию, уже забывшую про Петю. Жердяя стали подстегивать улюлюканьем и скабрезными шутками, он закосолапил мне навстречу, перебрасывая нож из ладони в ладонь. Я на ходу сняла варежки и спрятала их в карман шубки. Едва мы с Жердяем сблизились на расстояние шага, как он вдруг поскользнулся и шлепнулся спиной на снег, а его нож при падении выскочил из руки и высоко взмыл вверх. Во всяком случае, именно так должно было показаться со стороны, хотя на самом деле это я ударила его ногой под колено, в очень болезненное место, и направила удар с таким расчетом, чтобы его ногу, еще не успевшую найти опору, дернуло во внешнюю сторону. От удара его крутануло, опорная нога заскользила, и он начал падать, непроизвольно опуская руку с ножом вниз. Но и рука эта столкнулась в своем движении с моей ногой, которой я нанесла повторный короткий и резкий удар. Нож свечой взвился вверх, а тело, получив дополнительный толчок, плашмя опустилось на землю. От удара упавший был немного оглушен, но куда больше – растерян. Я тем временем поймала нож, не дав ему упасть. Это уже было чистой случайностью, я даже и не знаю, смогла бы специально так рассчитать удар, чтобы нож полетел строго вверх и передо мной, но раз уж так получилось само, то отчего было его не поймать? Я принялась вертеть нож, зажатый между безымянным и указательным пальцами. Действие это по большей части бессмысленное, но впечатление производит.
