Он опустил глаза:
– Но, Айелет, я всего лишь посредник.
Она промолчала.
– На наших занятиях, – продолжил он, – я всего лишь стараюсь познакомить вас с теми сокровищами, которые предлагает иудаизм. Но существуют эти сокровища независимо от меня. Понимание, милосердие, оптимизм… Все это присутствует в иудаизме уже много тысяч лет. Почему, по-твоему, ты исправилась благодаря иудаизму, а не благодаря монастырю, в котором жила? Это заложено у тебя в генах.
– Исправилась? Уважаемый ребе, о чем вы говорите? Я все еще во власти порока.
– Это процесс, Айелет, – понимающе вздохнул он. – Ты пока в самом начале пути.
Всю ночь она ворочалась с боку на бок, а утром прибежала в синагогу, без стука ворвалась в кабинет раввина и с порога выпалила:
– Я считаю ваше отношение к женщинам возмутительным!
– Доброе утро, Айелет, – улыбнулся раввин.
– Доброе утро, уважаемый ребе, – смутилась она. – Простите за вторжение. Просто…
– Ничего страшного.
– Вчера вы сказали, что я в самом начале пути. Так? Но на самом деле все гораздо хуже. Есть одна вещь, которая не позволяет мне даже ступить на правильный путь. Объясните мне, пожалуйста, как такие умные люди, как… как наши мудрецы… проявляют такую ограниченность и узколобость, когда дело касается женщин?
– Все гораздо сложнее, чем тебе кажется.
– Тогда объясните мне, – взмолилась она.
Он попытался.
Он пытался целых три недели.
Каждое утро они садились за стол напротив друг друга, почти соприкасаясь ногами, и вспоминали великих женщин, упомянутых в Библии (четырех праматерей, пророчицу Девору, царицу Есфирь). Раввин подчеркивал пиетет, с каким о них говорится в тексте, но Айелет это не убедило. Тогда они стали читать Книгу Руфь.
– Эта книга только притворяется историей про мужчин, хотя на самом деле это история про женщин – Руфь и Ноеминь. Вот послушай: «…куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты жить будешь, там и я буду жить». – Он посмотрел Айелет в глаза, словно адресуя эти слова ей.
– Но, уважаемый ребе, – возразила она, – если убрать из текста красивые слова, что от него останется? Молодую женщину отправляют переспать со стариком, чтобы он взял ее под свою защиту.
У раввина снова покраснела шея.
– Уважаемый ребе, – сказала Айелет, – у вас шея краснеет. Это очень смешно.
Раввин бросил на нее странный, удививший ее взгляд, и поправил шляпу.
– Я бы хотела и дальше… заниматься в вашем семинаре, но буду с вами откровенной. Мне кажется, я никогда не смогу молиться в вольере, который именуется «женской половиной».
– Тогда… Тогда мы, наверное… Тогда я, наверное, не гожусь тебе в раввины, – сказал он и отвел взгляд.
– Что значит «не годитесь»? – почти обиделась она.
– Айелет, я верю, что мужчина – это мужчина, женщина – это женщина, а нечистые помыслы – это нечистые помыслы, – хриплым голосом произнес он. – Поэтому необходимо отделять мужчин от женщин… Нужна перегородка… Но, Айелет… Есть ведь и другие направления в иудаизме. Я с ними категорически не согласен, но как знать? Может, одно из них подойдет тебе больше.
– Какие направления? Где с ними познакомиться?
– Тебе придется искать их самостоятельно, – сказал он, резко поднимаясь. – Ты не можешь просить, чтобы я… делал это вместо тебя.
Она хотела что-то добавить, извиниться, задать вопрос, задержаться возле него еще немного, но не нашла нужных слов.
Он указал ей глазами на открытую дверь: мол, встреча окончена. Тем и завершилось их длившееся три недели общение, когда они сидели за одним столом, склонившись над книгой, почти соприкасаясь коленями.
Лишь много лет спустя, когда Айелет будет гораздо лучше ориентироваться во внутренних иудейских «разборках», она поймет, каким необычным было в то утро поведение раввина из Нью-Дели. Какую смелость он проявил, сообщив ей о существовании в иудаизме других течений, зная, что толкает ее в объятия своих идеологических противников.
* * *
Мошик спустился на три ступеньки вниз и окунулся в воду. От холода у него мгновенно перехватило дыхание, и он выпрямился, чтобы набрать в легкие воздуха. Вода была чистой и прозрачной; ни намека на маслянистый налет, какой появляется в микве после погружения сотен потных людей. «Повезло мне, – думал он, окунаясь еще раз. – Не каждому выпадает своими руками построить микву и стать ее первым посетителем».
Он вдохнул поглубже, намереваясь в третий раз окунуться в маленький бассейн, но не успел, потому что раздался стук в дверь. Как же он забыл, что договорился о встрече с этой женщиной?
* * *
Через год после переезда в Нью-Йорк, после общей молитвы в бруклинской синагоге, к Айелет подошел широкоплечий мужчина, представился Яковом и пригласил на свидание.
– Завтра я занята, – ответила она. – И послезавтра тоже.
Но он не отставал, настойчиво уговаривал, и, чтобы он наконец отвязался, она согласилась встретиться с ним в кошерном ресторане.
– Я не могу жить с мужчиной, – прямо сказала она ему. – Я еще не обрела свой путь. Я в процессе. Моя вера крепнет день ото дня, но иногда у меня случаются срывы.
– Меня это вполне устраивает. Ваши срывы меня не пугают. Мне это даже нравится.
– Но я не желаю никому нравиться. Мужчина нужен мне только для того, чтоб делать с ним детей.
– Мне тоже нужна женщина, чтоб делать с ней детей. Хватит, нагулялся. Хочу создать семью.
– Но вы меня совсем не знаете. Я могу при всех ляпнуть что-нибудь такое, и вам будет за меня стыдно.
– Тогда напишем в контракте, что вам разрешается «ляпать» только дома.
– В контракте? В каком еще контракте?
– В брачном. Если вы не против, завтра я пришлю вам его с курьером. Почитайте. Если что-то смутит, обсудим и найдем более подходящую формулировку.
– Вы шутите? – засмеялась она.
У него на лице не дрогнул ни один мускул.
– Ни в малейшей степени. Мы проживем вместе много лет, и у нас будет четверо детей. Поэтому о некоторых вещах стоит договориться заранее. Если вы не против.
«Этот человек никогда не всколыхнет мне душу так, как Мошик, – подумала она. – Но и не испугается, как Мошик, когда я забеременею».
* * *
Стук в дверь повторился, уже громче и настойчивее.
– Одну минуту! – крикнул Бен-Цук, вылезая из воды. – Одну минуту! – Он торопливо оделся.
Его предупредили, что банщица лишь недавно обратилась к религии. Банщицы со стажем работать в Сибири отказывались: далеко, автобусы ходят редко, да и праведник, явившийся Йермиягу Ицхаки во сне, сетовал, что ему не нравится местоположение миквы. Пришлось пригласить новенькую, без опыта. Не идеал, но, как говорится, лучше меньше, чем ничего.
