Лёшкин вход они повторили раз пять или шесть, и каждый раз Зоя Александровна делала какие-то мелкие замечания — не так посмотрел, не туда шагнул, — и только после этого они стали репетировать дальше. Причём уложились минут в двадцать. Получилось, что вход репетировали почти час, а каждую последующую сцену — всего минут по десять. Хотя на самом деле эти сцены были значительно продолжительнее первой.
— Перерыв, — объявила режиссёр, когда они, по её словам, «скоренько репетнули» самую последнюю сцену. — Даю вам полчаса и милости прошу на тракт.
— Есть хочется, — сказал Серёга. — Мне здесь всё время есть хочется.
— Это у тебя нервы не в порядке, — глупо захихикала Ирка.
— Сама ты нервная! — Серёга покрутил пальцем у виска. — Пойдём лучше в буфет, а то не успеем за полчаса.
И они втроём отправились в кафе. Лёшка из боязни опоздать взял намного меньше, чем ему хотелось съесть, видимо, и у него на нервной почве аппетит разыгрался. Он первым расправился с обедом, поглазел по сторонам, но все столики вокруг в этот раз пустовали и смотреть было не на кого.
— Я вот что спросить хотел… — начал было он, но Ирка договорить ему не дала.
— Тракт — это та же репетиция, только с камерами.
— Спасибо, я про это тоже спросить хотел. Но ещё про Клавдию хотел узнать, кто она?
— Помреж, — сказал Серёга, но, так как рот у него был занят, жестом показал, что сначала дожуёт, а потом дорасскажет. Для Лёшки «помреж» прозвучало как «помрёшь». И это слово очень подходило к тем ощущениям, которые у него вызывало общение с Клавдией. Он совершенно не понимал, почему из всех школьных работников боится именно завучей, вот и Клавдия вызывала в нём необъяснимую боязнь. Пока он размышлял об этом, Серёга успел прожевать и продолжил:
— Клавдия Игнатьевна — помощник режиссёра. «Помреж» сокращённо. Режиссёр, когда готовит передачу, пишет пояснения к сценарию, ну что ему надо для съёмок. А помощник должен всё это организовывать. Вредная она тётка, если что, может и матом обругать.
— Пошли уже, а то опять в этом лабиринте заплутаем, целый час будем дорогу искать, — поторопила всех Ирка, допивая свой сок.
— Не боись. У нас теперь Лёшка есть. Он из любого лабиринта выход найдёт.
Вернувшись в павильон, ребята ещё минут двадцать ждали, пока телеоператоры расставят камеры. Вообще тракт Лёшке показался скучным. Если на репетиции Зоя Александровна добивалась от ребят, чтобы они правильно, с нужными интонациями произносили текст, взаимодействовали с партнёром, то есть внимательно слушали друг друга, а не просто проговаривали свою роль, подсказывала какие-то жесты, то сейчас всё сводилось к указаниям подойти поближе, развернуться боком и посмотреть в окно, которого не было. Мониторы по распоряжению режиссёра были развёрнуты к ним тыльной стороной, чтобы «не отвлекали артистов от работы», и у Лёшки так и не получилось увидеть себя на экране. Правда, в тех сценах, где он не был занят, он позволял себе бочком потихоньку переместиться за спины операторов и посмотреть на экраны или даже в камеру.
Операторов было двое. Один молодой, другой почти ровесник Зои Александровны, то есть лет шестидесяти. Оба были одинаково ворчливыми и одинаково небритыми. Молодой, по имени Александр, жутко обругал Лёшку, когда тот оказался у него под ногами при перекатывании камеры на новое место. Но старый, Виталий Витальевич, шикнул на него:
— Ты чего над мальчишкой строжишься? Забыл, как сам первый раз здесь оказался? — потом повернулся к Лёшке: — Ты на него внимания не обращай, но завтра сюда не забирайся. А сейчас смотри, раз интересно. Иди сюда. Мы с этой камеры будем крупные планы брать. Видишь, только лица на экран помещаются. Вторая камера тоже для крупных планов настроена, но с другой стороны. Третья — для среднего плана, в нашем случае это когда два человека целиком видны. Александр сейчас четвёртую откатывает для общего плана.
— Это когда вся сцена полностью снимается? — высказал догадку Лёшка.
— Угу, — Виталий Витальевич прислушался к голосу, зазвучавшему у него в наушниках, и велел: — Всё, топай на исходную позицию. Сейчас тракт начнётся.
— Девочки и мальчики! — в подтверждение его слов заговорила через громкоговоритель из аппаратной Зоя Александровна. — Виталий, Александр, вас это тоже касается. Работаем в таком порядке, чтобы мебель лишний раз не переставлять: приход Сидорова, сцена Петрова с сестрой, сцена на диване и в конце сцена с компьютером. Клава, за рабочими проследи, пусть на месте будут, чтобы не отлавливать их потом по всей студии. Ну всё, приступаем. С чего я сказала начинать? А, с появления Сидорова. Я сейчас музыкальную заставку поставлю, на эфир у нас другая музыка пойдёт, а это так, для настроения.
Лёшка занял своё место за дверью, зазвучала музыка. Долго звучала, пока Зоя Александровна не сообщила в павильон:
— Ребята, у нас тут «звонок» потерялся. Поэтому давайте на счёт три. Раз, два, три…
Трактовый прогон пролетел незаметно, остановок из-за накладок или по требованию режиссёра почти не было.
— Спасибо всем, — сказала Зоя Александровна через громкоговоритель. — Лёша, Ира и Серёжа, через пять минут собираемся в редакции. Остальным — до свидания.
Уходя из павильона Ирка с Серёгой всем говорили «спасибо», Лёшка посчитал правильным последовать их примеру.
В редакции без дивана и стола было как-то пусто. Серёга сходил к соседям за стульями, и они вчетвером на них разместились.
— Грязноватый получился тракт, — весело сообщила Зоя Александровна. — Как всегда, без гримёра, без костюмера… Ну да ладно. Бывало и хуже. Завтра собираемся в три. Грим будет самый простой, но всё равно лучше мы заранее приготовимся, а то времени в обрез, хорошо, если по два дубля снять успеем. Костюмы… ну что костюмы? Сами уж как-нибудь. Ира, ты по-домашнему оденься. Платьице там скромное… Мальчишки могут прямо в чём есть. Лёша, ты только рубашку чуть поярче надень. Эх, когда-то у нас и костюмерная была, и парикмахерский цех. Даже парики и усы делали. Ну да что вспоминать. До завтра, ребятишки, вы-то у меня молодцы.
По дороге домой Серёга время от времени начинал глупо хихикать, но объяснять свои хиханьки-хаханьки отказывался. Говорил, что о своём личном вспомнил. Причину этих смешков Лёшка понял уже дома, когда он увидел себя в зеркале прихожей. Оказывается, он забыл снять очки. Это при том, что они всё время сползали с носа и он вынужден был их постоянно поправлять.
Вечером Лёшка впервые за эти дни не беспокоился по поводу завтрашнего дня. Отчего-то был уверен, что всё пройдёт хорошо, без сучка и без… чего там? Это он успел подумать уже засыпая.
Но, как выяснилось, всяких сучков и задоринок их поджидало немало. Впрочем, началось всё вполне приемлемо: Зоя Александровна одобрила Лёшкину рубашку, которую он выбрал с маминой помощью, платье Ирки, хотя, на его взгляд, платье было, скорее, нарядное, чем домашнее, а Серёга удостоился похвалы за предложенный им галстук-бабочку взамен обычного, который он приносил накануне.
