Тогда Лаклан сделал своей обязанностью взбираться к Верхней Хижине, заткнув за пояс две свечи-качурки с уже продетыми фитилями из конского волоса. Оказавшись там, он выклянчивал у «пастора» огонь и уносил горящие свечи вниз, прикрывая их собственной курткой.
– Прямо как Прометей, крадущий огонь с небес, – сказал мистер Фаррисс в стену.
Несмотря на все тяготы восхождения, были и другие мальчишки, мечтавшие занять место Лаклана.
Мурдо так отчаянно хотел спасти Джон, что тут же подорвал свои шансы.
– Позвольте мне пойти в следующий раз, мистер! – взмолился он. – Я достану трутницу, даже если мне придётся прикончить этого подлюгу!
Мистер Дон, долгие недели сдерживавший свой горячий норов, не собирался терпеть его проявлений среди мальчишек.
– Никуда ты не пойдёшь, мальчик. Сиди смирно и следи за языком.
– Как там, наверху? – спросил Юан Лаклана. – Там есть алтарь? Они молятся весь день?
Лаклан лишь пожал плечами.
– Он сам ко мне выходит. Мне в его нору нельзя.
Так что Юан продолжил воображать какое-то святилище и стал умолять, чтобы в следующий раз наверх отправили его. Он так горячо просился, будто восхождение к Верхней Хижине – это лестница прямиком в Рай. Очевидно, он скучал по «пастору», как ягнёнок скучает по своей матери. Но из-за этого Дон серьёзно засомневался, что Юан вернётся из Верхней Хижины, стоит ему туда уйти, так что он отмёл его предложение, настаивая, что только Лаклан может это делать.
– Он теперь Хранитель Огня, – пробормотал мистер Фаррисс и покосился на Куилла. Взгляд этот говорил, что на Стаке Воина ничего нельзя сохранить в секрете.
Когда Куилл спросил Донала Дона о его сломанной руке, тот лишь отмахнулся.
– А, срастётся, – был весь его ответ. – По крайней мере, плот готов.
И всё же с тех пор, как Куилл видел его в последний раз, лицо Дона покрылось незнакомыми морщинами – желобками, по которым будто стёк весь его оптимизм. Добавляя последние штрихи к своему плоту, он нечаянно наступил на комок водорослей и упал. Один удар о зазубренную поверхность Стака – и вот у него уже сломано предплечье и он не может в одиночку добраться до Хижины, не то что спустить на воду плот и управлять им.
Мистер Фаррисс беспрестанно проверял пульс Дона и цвет его ногтей, поправлял повязку из мешковины… Сбей он Дона с ног сам и сломай ему кости нарочно – и то не казался бы настолько снедаемым виной. Если бы он только был рядом, когда Дон поскользнулся! Он мог бы поймать его или соскрести водоросли!
Но мистер Дон был не из тех, кто упивается жалостью. Ему, как и Фарриссу, было прекрасно известно, что если рана начнёт гнить, он умрёт от гангрены. Он был вполне уверен, что даже если его рука заживёт, он больше уже не вырежет ни одной ложки, не починит ни одной лодки, не свяжет ни одного жилета. Только выбросив подобные мысли из головы, человек навроде Донала Дона мог выжить. Так что за то, что Фаррисс с ним так носится, он благодарен не был.
Дружба, объединившая мужчин против Коула Кейна, подувяла, когда Куилл ушёл.
Теперь, когда Дон воображал сигнальный костёр на Боререе, он уже не представлял, что зажигает его он. Кому-то придётся отправиться вместо него – на его плоту.
– Как тебе такая работёнка, Куиллиам Маккиннон? – спросил Дон. – У меня пока нет желающих. Но кто-то из нас должен туда поплыть – и поскорее. Дальше погода будет только хуже.
Это была чистая права. Пожив у края воды, Куилл получше других узнал переменчивый нрав моря. Сейчас большую часть дней ветер то и дело менял направление, волны бежали во все стороны разом, сталкиваясь и разбиваясь друг о друга столпами брызг. Переправа – хоть сколько краткая – дело пугающее. Куилл не спешил принимать предложение, несмотря на умоляющее выражение лица Дона.
А выражение лица Юана можно было читать, как раскрытую книгу. Это он должен был отправиться на Боререй, когда ему представился шанс: он должен был перейти туда по плоскому, спокойному морю. Любой дурак, у которого найдётся хоть на полпинты веры, смог бы это сделать, и тогда пастор не отверг бы его…
Куилл перетащил потрёпанный, облезлый Трон Хранителей в центр пещеры. Пусть сослужит свою службу в последний раз. Пусть История придёт на помощь в последний раз. Пусть История спасёт Юана из бессмысленного замкнутого круга ненависти к самому себе. В конце концов, здесь больше нет Кейна, чтобы проклясть его или побить за это камнями.
– Как-то раз – слушайте, друзья, это чистая правда; мне отец рассказывал. Как-то раз наместник Владыки плыл на Хирту собирать налоги, и его лодка врезалась в косяк сельди – здоровенный, какой никто раньше не видал. Селёдки эти скользили и перекатывались друг по другу, да в такую плотную кучу сбились, что лодка намертво застряла в них. Олуши так и кружили над ними и лакомились рыбкой – такая стая собралась, что даже солнце заслонили – ныряли в воду, ловли селёдок и пожирали их – и так кругом сколько глаз хватит… вообразите! Потом одна олуша – самая здоровенная – промахнулась мимо рыбы и воткнулась в лодку, так что её клюв пробил в досках дыру, а сама она свалилась на дно. Крылья её раскинулись по сторонам, как парус. Люди сидели по одну сторону птицы и по другую, и всё они страшно боялись за свои жизни, потому что из-за дыры лодка могла потонуть. Но, к счастью, голова олуши так плотно застряла в дыре, что ни капельки воды в лодку не попало, и так она и торчала там, всю дорогу до Хирты… После того, как косяк селёдок расплылся, поняли? Люди потом до конца своих дней об этом судачили. Селёдки было столько, что впору ходить по ней, как по дорожке! – Куилл откинулся назад, опираясь на локти. – Сам-то я думаю, это-то и случилось с Иисусом и его друзьями-рыбаками.
Донал Дон, пробовавший масляный бульон в котелке, поперхнулся, выплюнув бульон на пол. Мальчишки стали упрашивать Куилла продолжить рассказ.
– Иисус же сотворил всех селёдок в мире, правильно? Так что селёдки, конечно, приплывали, если Он им свистел? Так что когда Он был на берегу, а Его друзья – в море, Он свистнул и призвал огромный косяк селёдок и пошёл по воде по их спинам – чтобы добраться до своих учеников, ага? (Они рыбу не видели, поэтому очень впечатлились.) И Иисус сказал Святому Петру тоже так попробовать… и Пётр попробовал – и это у него, конечно, получилось! А потом селёдки решили, что с них довольно, и все расплылись, а Пётр начал тонуть. Вот поэтому-то больше никто в мире и не может ходить по воде. Без селёдок, по крайней мере. Или кораклов из ивняка на ногах. Ни один из святых, никогда, ни разочка.
Несколько младших мордашек повернулись к Юану, охваченные восторгом. Конечно, он не смог пройти к Боререю по волнам! Селёдок-то было маловато!
Куилл чувствовал на себе взгляд Юана, но не стал оглядываться (просто на тот случай, если Юан догадается, что он придумал эту историю исключительно ради него).
Коул Кейн вскричал бы «Богохульство!» и стал бы кидать в Куиллиама камни за то, что он приправил священную библейскую историю какими-то шотландскими селёдками. Но «пастора» здесь не было – он отпустил бразды правления, и на смену ему пришёл Рассказчик Историй.
