– Это призрак Фернока Мора, – безразлично сказал мистер Фаррисс, как мог бы сказать во время урока: «Это бурая водоросль. Вот здесь находится Египет».
Разразился хаос. Донал Дон проревел, как лев, нечто, что должно было означать «Чепуха!», но в итоге лишь усилило панику. Дети сжались в клубочки. Джон спрятала лицо в ладонях и одновременно начала бежать, ударяясь головой о потолок. Кеннет швырнул в привидение тупика. Птица пролетела сквозь него и приземлилась на затылок Калума, съёжившегося, прижавшись лбом к полу, на своём месте, отчего мальчик закричал, что Мор «схватил его за шиворот». Мурдо истерически засмеялся, а Куиллиам, попытавшись встать, обнаружил, что ему в ноги вцепился Дейви, и повалился на него. Лаклан и Найлл поспешно ползли на четвереньках к выходу из пещеры, на каменистую площадку, словно овцы, гонимые овчаркой.
– Мор в море помер, глупцы этакие! – бросил Дон небрежным тоном, который должен был унять истерику. – Его дух сейчас в какой-нибудь качурке, разгуливает по волнам.
Но Кеннет бешено замахал руками, отрицая:
– Не! Не! Куилл его кости внизу нашёл! Голову и всякое там! Он тут, на Стаке! Он тут, на Стаке!
Куилл попытался высвободиться из хватки Дейви и объяснить всё про мёртвого тюленя и про то, как он обдурил Кеннета…
И тут пещера наполнилась чистым голосом, как колокол наполняется звоном:
– Во имя Иисуса Христа, пожалуйста, изыди. – Слова принадлежали Юану.
Откуда-то из окутанного белой шерстью наружного мира прилетел ветер посильнее, схватил туман клыками и разорвал на клочки. Вернулся шум моря, размеренный, как дыхание. Сквозняк взъерошил влажные волосы мальчишек. Привидение повернулось на пятках… и растаяло в водянистом солнечном свете, быстро вытесняющем туман. Все повернулись и уставились на Юана.
– Что? – спросил он, удивлённый, что больше никому не пришло это в голову. – В Библии говорится, что люди должны изгонять демонов. Я так и сделал.
Он сказал это так, будто изгнание демонов было делом таким же обыденным, как мытьё рук.
* * *
Позднее было трудно сказать, кто действительно поверил, что видел призрака, а кто просто поддался панике. Но никто не хотел подвергать сомнению способность Юана изгонять демонов. Случай с призраком наконец убедил его, что веры у него предостаточно. Остальные могли сомневаться теперь, что наступил конец света, но уверенности Юана хватило бы на всех с лихвой. Он был постоянным источником света, и никто не смел погасить его. Так что никто открыто не обсуждал, был ли туманный фантом реальным. А зря.
Если бы они обсудили это, может, поняли бы раньше, что мистера Фаррисса действительно посещают призраки.
* * *
– Я иду за гнёздами на растопку, – бросил Фаррисс, проворно взбираясь по скале. Сонная апатия покинула его, туманная пустота пропала из взгляда. Хоть его кожа по-прежнему была нездорового желтоватого, как овсянка, цвета, а в волосах виднелась седина, случай с «призраком» наполнил мистера Фаррисса какой-то новой энергией. У него словно появилось неотложное дело, и эта неотложность пробудила его. Теперь он демонстрировал свой многолетний отточенный опыт лазанья по скалам, взбираясь по Стаку.
– Один, мистер? – спросил Куиллиам. – В одиночку, мистер? – Едва ли было что-то необычное в том, что Фаррисс искал одиночества и тишины: Куилл, может, и не пошёл бы за ним – однако Фаррисс прихватил с собой верёвку Мурдо. Обвязавшись ею, он перебирался с уступа на уступ, нащупывал руками опору за опорой. Было в его поспешных движениях что-то подстегнувшее Куилла отправиться за ним следом: это и тот факт, что у мужчины не было с собой мешка, куда складывать растопку.
Каждый фурлонг
[3] или около того Фаррисс оглядывался и велел Куиллу возвращаться.
Он направлялся к Навесу, этому покрытому птичьим помётом каменному персту, выступающему над глубокими водами, а летом служившему домом целой ораве морских птиц: когда они только прибыли, жизнь здесь так и бурлила – птицы спаривались, откладывали яйца, бранились и гадили с рассвета до заката. Фаррисс обвязал конец верёвки вокруг основания бесформенного валуна и принялся набивать карманы: но не старыми, бесплодными яйцами, не армерией, не чаячьими перьями и не мёртвыми птенцами, а камнями. Полностью сосредоточившись, он отыскивал на уступах камешки и щебень, трескающиеся хрупкие осколки породы подходящих для карманов размеров. Под ним болталась сама по себе белая верёвка, её узлы и изгибы выпрямились в ровную линию, раскачивающуюся на ветру, как колокольный язык.
– Я из этой верёвки конский волос выдёргивал, – крикнул Куилл. – Для фитилей. Её чинить надо.
– Без разницы, – сказал Фаррисс.
Куиллиам хотел, чтобы сюда пришёл Донал Дон со своим всеобъемлющим и грубым здравомыслием. Он хотел, чтобы сюда заявился Мурдо, требуя назад свою верёвку. Хотел, чтобы здесь оказалась его мать, оттаскала Фаррисса за уши и сказала, что у него ячменная шелуха вместо мозгов, а потом прижала бы к сердцу и пообещала никому не рассказывать, какой он дурень.
Он хотел, чтобы здесь появился Юан и напомнил Фарриссу, что самоубийство – грех. Потому что он понимал намерение Фаррисса так же чётко, как если бы тот сказал это вслух.
– Я собираюсь домой, Куиллиам, – сказал Фаррисс, спускаясь с края Навеса. Белая верёвка натянулась. Надрезы, которые сделал в ней Куилл, чтобы вытащить конский волос, раскрылись словно жабры.
Была в действиях мужчины какая-то логика: Куилл попытался поставить себя на место Фаррисса, чтобы понять его. Пугающее это было место. Но да: какой-то смысл тут имелся. Броситься в море или с вершины Стака уж наверняка считалось бы самоубийством и смертным грехом. Кроме того, Фаррисса в самый последний момент могла бы оставить смелость. Но если поступать так, как задумал он – тяжесть его греха окажется на верёвке.
Если завязать верёвку на выступе скалы, таком как Навес, ты не сможешь влезть обратно без помощи другого человека, способного тебя втащить. И держаться не за что: только за верёвку. В конце концов либо верёвка порвётся под тяжестью Фаррисса, либо время попросту выжмет из него все силы до капли, так что он упадёт и разобьётся о воду. Камни нужны были для того, чтобы утащить его на дно (на тот случай, если он не погибнет от удара и попытается, как Фернок Мор, выплыть). Остальные птицеловы не найдут ничего, кроме верёвки, и спишут всё на несчастный случай. Возможно, это обманет даже всемогущего Господа, и Он сочтёт, что греха не было.
Но Куиллиама обмануть не так легко. Куиллиам всё понимал. Он не собирался позволить Фарриссу обречь себя на вечные муки, совершив самоубийство, не собирался позволить учителю бросить своих учеников, не собирался стоять и смотреть, как гибнет хороший человек.
В равной мере Куилл понимал, что ему недостаёт физической силы, чтобы затащить Фаррисса назад.
Он хотел, чтобы Мурдина сказала ему, что он ошибся: что Фаррисс и правда всего лишь хочет набрать птичьих гнёзд. Но в голове у него не раздалось её успокаивающего голоса – лишь жужжание слепого ужаса, напоминающее осиное…
