Мы просто лежим и пялимся в потолок. Ни слова с его стороны. Ни слова с моей. Как будто мы уже простились, уже отпустили друг друга, и сейчас просто ждем, когда одного из нас заберет проводник.
Резко выдохнув, Артем поднимается, осматривает комнату, в которую заползли не только тени улицы, но и наши, бросает равнодушный взгляд на одежду, лежащую на полу как крупное конфетти, и, не оглядываясь, уходит.
Переворачиваюсь на бок, поджимаю ноги, потому что, несмотря на жару за окном, чувствую холод. Смотрю на открытые двери и жду.
Жду, что вернется. Он ведь вернется. Мы это уже проходили.
Сначала холодность – показная, чтобы слаще казались контрасты, а потом нежность, в которой я утону.
Я слышу шаги его босых стоп.
Другая комната, гостиная, кухня – понимаю по звуку. Щелчок, спустя секунду шипит электрический чайник, хлопает дверь холодильника. Стук приборов о стол. И снова шаги, в отдалении.
Но в эту комнату Артем не заходит.
Он близко, я слышу его. Но ему лучше быть там, где меня нет.
Наверное, все, что случилось, это и было прощанием.
Не знаю, сколько я так лежу и откуда нахожу в себе силы, но мне удается подняться. Осматриваюсь, как и Артем, нахожу свою одежду и одеваюсь. Нет смысла искать ту, в которой я здесь оставалась, как и нет смысла здесь оставаться.
Все выяснили, узнали, так что…
Бреду по квартире, не включая свет, потому что за столько дней успела запомнить здесь все. И потому, что вижу впереди довольно четкий и яркий ориентир – льющийся свет из кухни. Так странно: он как единственный островок в этой темени, и на этом островке находится мужчина, который вряд ли заметит, как я от него уйду.
В коридоре приходится повозиться – наша обувь валяется вперемешку, кажется, натыкаюсь рукой на носки, а это…
Я не сразу понимаю, что держу в руках кусочек фольги от «защиты». Смотрю на него, и только сейчас до меня начинает доходить, насколько я была беспечной, безумной рядом с Артемом, и что если бы он не вспомнил об этом…
Мне только беременности и не хватает для полного счастья. Самой бы устроиться, встать на ноги, а потом…
Но от мысли, что у меня когда-то потом будет ребенок, становится дурно. Потому что у этого ребенка не будет глаз цвета гречишного меда. Не будет такой улыбки, как у мужчины, который упрямо возится на кухне, не желая больше меня замечать. И да, у него не будет такого упрямства.
Слышу какой-то звон, и вот теперь приходится зажечь в коридоре свет, чтобы найти в этом бардаке свою сумочку, а в ней телефон.
– Да? – взглянув на экран, тут же принимаю звонок.
Возможно, мне станет легче и проще, если я мысленно переключусь на другое, если Ольга заговорит меня, утянет в реал вне пределов этой квартиры.
– Дашка, привет, – радостно щебечет она, оправдывая мои ожидания. – Ну что, скажи, что я молодец!
– Молодец, – повторяю, но лишь потому, что она просит об этом.
– Столько держалась, – наконец поясняет она. – Не мешала вам… ворковать. Но сегодня, прости, смолчать не могу. Ты как там? Во сколько завтра увидимся?
Не с первой попытки вспоминаю о собственном дне рождения. Но так как я не планирую устраивать массовый праздник, легко предлагаю увидеться в семь, посидеть в каком-то уютном кафе. Ольга настаивает на конкретном, с террасой, а мне все равно.
– Давай так, – выдвигает она предложение, – мы с тобой встречаемся в семь, а твой… Ну, Артем, пусть придет на часик попозже, а? Мы пока поболтаем, о нашем, о девичьем, а потом уж все вместе, а?
Пожимаю плечами, кручу в одной руке свои босоножки, в другой телефон, киваю, потому что так, наверное, лучше. Часик посидим с Ольгой, а потом разойдемся, и она не узнает, что Артема не будет совсем.
Вряд ли ему захочется приходить. Какой в этом смысл… теперь?
– Ладно, – озвучиваю решение, устав слушать, как подруга настаивает на часе уединения и приводит для этого все новые и новые поводы. – Договорились. В семь у «Дядюшки Сэма».
Мне посылают сотни воздушных поцелуев, загадочно обещают сюрприз, который меня порадует.
Верю слабо, но верить другим не мешаю.
Бросаю телефон обратно в сумочку, склоняюсь, чтобы все же обуться, и…
Так и застываю в полусогнутом состоянии, увидев Артема в дверях кухни.
Руки скрещены, в одной руке острый нож, но прищуренный взгляд, которым он окидывает меня, пожалуй, режет гораздо острее.
– Что-то забыла в машине? – спрашивает с таким пугающим холодком, что меня начинает знобить.
– Да, – почему-то лгу я, потом понимаю, что это какой-то гипноз, не иначе, качаю головой и признаюсь уже честно. – Нет. Просто подумала, что раз мы уже…
На губах мужчины появляется едкая усмешка. Он понятливо кивает, и когда я думаю, что он действительно понял все правильно, он приближается, достается из тумбочки тапочки, в которых я обычно ходила по дому, ставит их на пол и просто сбивает с ног своими словами:
– Это для дома подойдет больше. Переобуешься – жду на кухне. Я все-таки хочу, чтобы ты попробовала, как я готовлю мясо.
После чего разворачивается и уходит, снова скрываясь на кухне.
Я слышу, как рядом со мной что-то падает, и вот не уверена – это босоножки или же моя челюсть.
Даже если и челюсть, я настолько растеряна, что упавшее не подбираю. На автомате ныряю в тапочки и так же на автомате, без каких-либо усилий с моей стороны перебираюсь из коридора на кухню, сажусь на стул и смотрю на обнаженную спину Артема, наконец-то понимая, чем был вызван этот гипноз.
Он делает вид, что не замечет меня. Крутится возле плиты, и довольно успешно – на этот раз мясо действительно пахнет вкусно, а не так, как обычно, вернее, в другие попытки его приготовить.
– Сделай салат, – так же стоя ко мне спиной, Артем указывает лопаткой в сторону холодильника.
Поднимаюсь, выбираю огурцы, капусту и зелень.
– И вино, – добавляет он, едва я думаю закрыть дверцу. – Как и собирались, отметим.
В холодильнике две бутылки вина, я уже тянусь, чтобы взять белое, но рука зависает.
– Что именно?
– Лично я планирую отметить то, что у тебя вышло закрыть заказы для «Лако-нест». – Артем поводит плечами, разминая их и снова почти вводя меня в транс, потом оборачивается и прожигает цепким взглядом, от которого ничего не укроется. – А ты? У тебя есть другой повод отметить?
Достаю бутылку красного – все-таки у нас сегодня планируется мясо. Но от обиды мои руки начинают дрожать, и я с таким стуком ставлю бутылку на стол, что удивительно, как она не разбивается на осколки.
– Ты что, издеваешься?! – шиплю рассерженной кошкой.
