У голубоглазки в глазах застывают блестящие слезы. Я делаю шаг вперед и осторожно обнимаю ее, не обращая внимания на бессмысленные копошения Алены. Постепенно она успокаивается и затихает, только всхлипы иногда прорываются, как остаточное явление.
Кажется, ей и правда не помешает какое-нибудь хорошее мягкое успокоительное. Только на этот раз настоящее. У Антона вроде был какой-то друг, держащий большой частный медицинский центр. Если через пару дней судьба не подкинет нам никаких сюрпризов, я свожу Алену к специалистам, чтобы ее голову привели в порядок.
Не представляю, как она жила в постоянном стрессе все это время.
— Я позабочусь о вас. Только перестань выпускать свои шипы, Ален, и прими мою помощь. Позволь мне сделать это для тебя и твоего сына.
— Мне так страшно…
— А мне страшно, что у тебя там в кастрюле какая-то субстанция начала жить своей жизнью, — заглянув ей за плечо, констатирую я. — Если не поторопиться, оно грозит захватить всю кухню.
— Это соус! — оживляется голубоглазка, и я выпускаю ее из кольца своих рук.
Я наблюдаю за Аленой, пока она продолжает колдовать над плитой. Рассматриваю ее со всех сторон, стараясь сделать так, чтобы девочка не заметила мой взгляд. Достаточно с нее смущения за этот час.
Достав тарелки, голубоглазка сама раскладывает все на столе, отказавшись от моей помощи. Я по привычке включаю телевизор, потому что терпеть не могу тишину, и первым в списке попадается какой-то новостной канал. Рука тянется переключить, но картинка на экране привлекает меня.
— …если у вас есть какие-либо сведения об этой девушке, свяжитесь с нашей редакцией по телефонам, которые вы видите в правом углу…
С фотографии на меня смотрит Алена. Живая голубоглазка на моей кухне замирает и тоже рассматривает свое фото, приоткрыв рот в немом вопросе.
Асаев действует решительно. Вряд ли он надеется таким способом вернуть Алену себе, этот эфир служит скорее предупреждением для нее. Теперь ей будет сложнее прятаться, потому что люди смогут узнать в ней ту самую пропажу. Много кто захочет за деньги выслужиться перед Ратмиром.
— Это конец, да? — одними губами шепчет Аленка.
— Начало. Зато теперь мы знаем, что твой паспорт бесполезен. Я думаю, твой муж скоро и в розыск подаст. Если он еще не сделал этого.
— Я зря все это затеяла. У меня не получится спрятаться от него. Он все равно вернет меня домой, а потом завершит начатое…
Последнее явно нечаянно срывается с ее языка. Она прикусывает нижнюю губу, и все пружинки в ее теле снова натягиваются.
— Что завершит? Что он собирался сделать, Алена?
— Убить нашего сына…
Глава 20
Алена
Я все еще надеюсь на то, что мне показалось. Но, к сожалению, факты вещь упрямая.
Я застала своего мужа над нашим малышом с каким-то странным шприцем в руках. Просто зашла в детскую и увидела эту картину. Страшно представить, что было бы, задержись я хоть на минуту.
— Голубоглазка, не молчи, — голос Камиля заставляет меня вынырнуть из воспоминаний.
— Отец оставил Давиду все свои активы. Какая-то часть ушла моей тетке, но это мелочи по сравнению с остальным. Практически сразу после смерти папы Ратмир уговаривал меня все продать, но я отказала ему. По завещанию отца распоряжаться всем до совершеннолетия Давида могу только я. В ту ночь, когда ты нашел меня на дороге…
Не знаю, нужно ли рассказывать об этом Камилю. А вдруг мне действительно показалось? Я уже не понимаю, что в моей жизни реально, а что — обман.
— Что случилось в ту ночь? — тяжело сглотнув, спрашивает меня Камиль.
— Я думаю, что Асаев хотел избавиться от нашего сына. Он собирался что-то вколоть ему, но я успела вовремя. Оттолкнула его руку практически в последний момент. Откуда-то взялись силы… Ратмир упал, я видела кровь возле его головы. Все, о чем я могла думать в тот момент — мне нужно спасти Давида. Спрятаться так далеко, чтобы Асаев не смог нас найти. Это было главным для меня.
— После смерти Давида твой муж сделал бы все, чтобы признать тебя недееспособной. Он бы смог получить право подписи на распоряжение имуществом. А тебя, скорее всего, через какое-то время ждала бы такая же судьба, как и твоего сына. Алена, ты уверена в своих словах?
Это все чудовищно звучит. Мой отец был далеко не бедным человеком, он оставил после себя целое состояние, к которому у меня все равно нет доступа, потому что все документы находятся у Ратмира. Радует только, что и он не способен ничего с ними сделать.
— Я могу быть уверена только в том, что видела своими глазами. Наш сын ничем не болеет, ему не требуются никакие уколы, и Асаев уж точно не детская медсестра.
— Ты ввела меня в ступор, голубоглазка. Не представляю, что может толкнуть человека пойти на такое. Запредельно просто, — Камиль наклоняется над столом и опускает голову.
Мне, наверное, никогда не удастся переварить это. Я не скажу, что Ратмир как-то по-особенному тепло относился к сыну, но он гордился своим наследником. Когда я рассказала ему о беременности, у него не было никаких сомнений — только рожать.
— Ты собрал на меня досье, да? — складываю я все услышанное ранее в одну картинку. — Насколько подробное?
— Все в рамках приличий, Аленушка, — хрипло произносит Камиль, оттолкнувшись кулаками от столешницы и выпрямившись. — В твоем грязном белье я не копался. Это была вынужденная мера, потому что сама ты мне ничего не рассказываешь. Приходится вытягивать по кусочкам, и у меня это получается, только когда на тебя накатывает новая истерика. А я не хочу, чтобы ты нервничала лишний раз.
— Почему? — срывается с моих приоткрытых губ.
— Сказки про любовь с первого взгляда я тебе рассказывать не буду, но ты меня зацепила. Понравилась сразу. Вроде нежная фиалочка с большими глазами, но и коготки выпускать умеешь. Это цепляет, Ален. Хочется проверить остальные твои границы. В хорошем смысле, разумеется.
— Попробуешь? — я киваю на заставленный тарелками стол, чтобы перевести тему.
Мне никто не говорил таких слов. Папа все время называл меня красавицей, Асаев тоже изначально повелся на мое смазливое личико. Но это все фасад, всего лишь оболочка, за которой стоюя. И Камиль, кажется, хочет докопаться до содержимого.
— Ты отлично готовишь, голубоглазка, — широко улыбается Камиль, попробовав мою еду. — Очень вкусно. Боюсь, что я сейчас за один присест смету все, так что присоединяйся.
— Но… — я киваю на свою тарелку.
— Не надейся. Я заметил, что ты почти ничего не съела. Достаточно было проследить, что ты размазала содержимое по всему периметру, имитируя хоть какую-то деятельность.
— Не могу есть, когда на меня так смотрят.
