За этим последовали и другие проекты по сохранению исторической памяти. В 1979 году Израиль открыл Яд ва-Шем, и поныне остающийся главным в стране музеем, архивом и исследовательским центром Холокоста. В том же году в Нью-Хейвене, штат Коннектикут, волонтеры стали снимать на видеокамеру переживших Холокост. В 1981 году эта коллекция была передана Йельскому университету, а через год в Йеле при материальной помощи ювелиров Фортуноффов открылся Фортуноффский видеоархив свидетельств о Холокосте. В 1994 году Стивен Спилберг основал Фонд визуальной истории переживших Шоа, известный как Shoah Foundation. С 1994 по 1999 год фонд провел 51 тысячу интервью в 56 странах на 32 языках и постепенно превратился в крупнейший архив видеоинтервью очевидцев Холокоста в мире.
Много лет Зигги отклонял предложения Shoah Foundation заснять на пленку его воспоминания, поясняя, что когда-нибудь изложит их в собственной книге. Кроме того, он отказывался потому, что, поместив свои воспоминания в такой обширный архив, он ослабил бы контроль за историей собственной жизни. Он рассуждал так: Shoah Foundation собрал столько свидетельств, что его собственное им не так уж нужно: зачем добавлять историю одного выжившего к десяткам тысяч имеющихся? Исследователям и так есть чем заняться. Но сейчас, когда рак уже лишал его последних жизненных сил, надежды Зигги опубликовать собственные воспоминания иссякали с каждым днем. Айвен решил, что, возможно, еще успеет убедить Стивена Спилберга записать рассказы отца на видеокамеру. Летом 2001 года Айвен прочел в лонг-айлендской газете, что Спилберг собирается на благотворительное мероприятие в Ист-Хэмптоне. Сделав пожертвование в две тысячи долларов, Айвен достал туда приглашения для себя и брата Алана и подготовился к тому, что весь вечер будет гоняться за Спилбергом, чтобы все-таки выторговать обещание записать рассказы отца. У Айвена и Зигги были сложности в отношениях, но никто бы не усомнился, что они всегда любили друг друга. Сохранить воспоминания Зигги на видеозаписи, сберечь их для потомства в самом престижном архиве Холокоста в мире стало бы последним добрым делом – последним жестом, демонстрирующим преданность Айвена человеку, который столько сделал для безопасности и комфорта своей семьи.
Айвен и Алан прибыли на мероприятие в Хэмптон и сразу увидели знаменитого режиссера, который разговаривал с другими посетителями. Айвен и Алан немедленно устремились к нему.
«Простите, мистер Спилберг, – сказал Айвен. – Могу я с вами поговорить? Это очень важно. Много лет назад люди из вашей организации просили моего отца записать его свидетельство, но отец был трудоголиком и не ухватился за эту возможность. Сейчас он умирает от множественной миеломы, и мы не знаем, сколько еще он проживет. Вы должны записать его воспоминания. Он очень четко выражает свои мысли – вероятно, среди живущих бывших узников он в этом один из лучших. Он выступал с лекцией в классе вашего друга Эли Визеля в Бостонском университете. Они вместе работали в совете Американского мемориального музея Холокоста. Наш отец приехал сюда после Освенцима с пустыми руками, но в итоге стал владельцем компаний в двух самых антисемитских отраслях промышленности США – нефтяной и банковской. Станет настоящей трагедией, если ваш фонд не запишет на видеокамеру его воспоминания».
Айвен хорошо подготовился к разговору.
Спилберг смотрел на него сочувственно, покачал головой. «Простите, – сказал он, – но фаза интервью для этого проекта закончена. Мы перешли ко второй стадии – каталогизации и расшифровке. Мы больше не берем интервью».
«Да, возможно, – возразил Айвен, – но вы должны сделать исключение».
Айвен унаследовал умение отца не принимать отказов. Он продолжал: «Он не такой, как другие бывшие узники, и вы не пожалеете. Наша семья выразит свою поддержку и внесет значительный вклад в фонд. Пожалуйста, подумайте – и узнайте, кто мы такие. Кстати, сын нашего раввина, Шимон, женат на вашей сестре Нэнси…»
Айвен не собирался уходить, пока не заручится согласием Спилберга. Гости мероприятия смотрели на них с интересом.
Спилберг ответил не сразу. «Иногда, – сказал он в итоге, – мы все-таки делаем исключения. Я попытаюсь это устроить. Давайте вашу визитную карточку. Я вам сообщу».
Этого для Айвена было достаточно, и он сразу же поделился новостью с Зигги.
Когда Айвен пришел в квартиру в Форт-Ли и объявил, что Спилберг согласился записать интервью с Зигги, тот широко открыл глаза и заплакал.
«Когда?» – тихо спросил он.
«Они позвонят нам, когда все устроят, – сказал Айвен, – и будут записывать столько, сколько ты будешь говорить. Они знают, что у тебя химиотерапия и что твой голос может…»
Зигги взял руку Айвена и запечатлел на ней поцелуй.
«Это замечательно, сын мой, – сказал он, и слезы радости впервые за долгое время текли у него по лицу. – Я так тебя люблю».
«Наконец-то мы чувствовали настоящее единение», – описывал Айвен этот момент впоследствии.
Услышать такие слова от отца, который нечасто баловал одобрением жизненный выбор детей, было для Айвена настоящим бальзамом на душу. В тот момент он понимал, что все ошибки, которые он когда-либо совершил в глазах отца, прощены, а все разочарования забыты.
Съемочная группа впервые приехала в апартаменты в Форт-Ли 29 августа 2002 года. Молодые операторы представились и начали выставлять свет, штатив, камеру и микрофон. Зигги постарался как можно лучше подготовиться к интервью. Его волосы были тщательно вымыты и уложены, он надел элегантную хлопковую рубашку и как следует отглаженные брюки. Однако агрессивное лечение сказывалось: он говорил медленнее обычного и путался в мыслях.
«Его тело пожирал рак и все эти сильнодействующие препараты, – рассказывал Айвен. – Его было уже не спасти, но сознание того, что он наконец сможет рассказать свою историю, поддерживало в нем жизнь лучше, чем любая бригада врачей или экспериментальные лекарства. Он ни за что бы не умер, не успев ничего рассказать».
«Он провел сотни часов на процедурах, – добавила Шерри, – и был попросту истощен, но нашел в себе силы час за часом наговаривать свои воспоминания для съемочной группы. И он не жаловался. Знаменательно, что, хотя он уже чувствовал себя очень плохо, для него не было ничего важнее, чем вспомнить все на камеру. Чем больше я вспоминаю, тем меньше понимаю, как человек вообще мог пройти через то, что выпало ему на долю. Он всю жизнь прожил как бывший узник концлагеря, и ему удалось продержаться достаточно долго, чтобы изложить свою историю на камеру. Тогда – и только тогда – он чувствовал себя вправе умереть. Это была развязка финальной главы его жизни».
Съемочная группа Shoah Foundation несколько раз приезжала в Форт-Ли, чтобы доснять все рассказы Зигги. С августа по ноябрь 2002 года на видеопленке оказалось десять с половиной часов истории Зигги. Расшифровки заняли более трехсот страниц: это было одно из самых длинных свидетельств среди 51 тысячи хранящихся в фонде. Во время последних сеансов, пришедшихся на октябрь и ноябрь 2002 года, он искренне ответил на вопрос, что же такое его собственная жизнь.
