[Продолжает Поль Гоген]
Действительно, лучше бы Вам сообщить ему о своих намерениях, чтобы он мог подготовить почву для Вас.
Г-н Миллье, младший лейтенант зуавов, Гельма, Африка.
Не слушайте Винсента – как Вам известно, он легко загорается восхищением и так же легко проявляет снисходительность. Его идея насчет будущего – новое поколение в тропиках – кажется мне, как художнику, совершенно верной, и я по-прежнему намерен вернуться туда, как только найду средства. Немного удачи, и – кто знает?..
Винсент написал два этюда с опадающими листьями в аллее, которые висят в моей комнате, – они Вам очень понравятся. На очень грубом, но превосходном холсте.
Сообщайте, что нового у Вас и у всех приятелей.
718. Br. 1990: 723, CL: 561. Тео Ван Гогу. Арль, суббота, 10 ноября 1888
Дорогой Тео,
я получил от г-на Дюжардена
[58] письмо насчет выставки моих картин в его темной дыре. Я нахожу настолько отвратительной идею платить за картины, отданные на выставку, что на письмо этого господина, вообще говоря, можно дать только один ответ. Прилагаю этот ответ. Посылаю его, однако, тебе, а не ему, ведь ты знаешь, о чем я думаю, а ему ты попросту скажешь, что я переменил мнение и в этот момент не испытываю ни малейшего желания выставляться. Нет никакой нужды ссориться с этим субъектом, лучше проявить самую обычную вежливость.
Итак, никакой выставки в «Revue indépendante», и, смею думать, Гоген придерживается того же мнения. Так или иначе, он вовсе не побуждает меня к этому.
А ведь мы почти не выставлялись, так?
Сперва несколько картин у Танги, потом у Тома, наконец, у Мартена.
Я заявляю, что совершенно не понимаю полезности всего этого, и, конечно, считаю, что будет справедливее, если ты попросту оставишь в своей квартире полюбившиеся тебе этюды, а остальные отправишь свернутыми сюда – квартира невелика, и, если ты оставишь все, они загромоздят ее.
Итак, я не спеша приготовляю здесь то, из чего может получиться выставка посерьезнее.
Что до «Revue indépendante», прошу тебя порвать с ними: это прекрасная возможность, и, как ты понимаешь, они крупно ошибаются, полагая, будто я заплачу за то, что меня станут показывать в этой тесной, темной и, главное, склочной
[59] дыре.
Теперь о тех нескольких картинах у Танги или Тома… Мне они настолько безразличны, что не стоит и говорить о них, – главное, знай, что это мне совсем неинтересно. Я уже сейчас знаю, что буду делать, когда у меня накопится достаточно картин. Пока я озабочен лишь тем, чтобы писать их.
А вот что тебе понравится: Гоген закончил своих сборщиц винограда
[60], настолько же прекрасных, как негритянки, и, если ты заплатишь за них, допустим, как за негритянок (400, кажется), будет, конечно, очень хорошо. Разумеется, тебе нужно выбрать сколько-то картин из общего числа, а я еще не видел его бретонских вещей. Он рассказал мне о некоторых, – должно быть, это прекрасно.
Я сделал набросок с видом борделя и надеюсь написать картину с видом борделя.
Гоген приехал 20 окт., и, надо полагать, он получил от тебя 50 франков в прошлом месяце.
Да, я считаю, что следует недвусмысленно высказаться насчет выставки моих картин. Ты работаешь на Гупиля и не имеешь права вести дела на стороне. Ну а я уехал и потому не выставляюсь.
Повторяю, мне безразлично, будет ли это у Танги, лишь бы Танги знал, что не имеет никаких прав на мои картины, никаких.
По крайней мере, я ясно обозначил свою позицию, что мне не совсем безразлично. Еще немного работы, и мне вовсе не нужно будет выставляться, к чему я и стремлюсь
[61].
Я также закончил картину с виноградниками, сплошь пурпурными и желтыми; синие и фиолетовые фигурки, желтое солнце.
Надеюсь, ты поместишь эту картину рядом с пейзажами Монтичелли.
Я намерен часто писать по памяти – картины, написанные по памяти, всегда выходят не столь робкими и выглядят артистичнее этюдов с натуры, особенно когда я работаю в пору мистраля.
Кажется, я еще не говорил тебе, что Миллье отправился в Африку. У него есть мой этюд, отданный за то, что он потрудился отвезти картины в Париж, а Гоген дал ему небольшой рисунок в обмен на иллюстрированное издание «Госпожи Хризантемы». Пока я не получил ничего по обмену из Понт-Авена, но Гоген уверяет меня, что картины готовы.
Рисунок в тексте письма 718
Здесь настала пора ветра и дождя, и я очень доволен, что не один; в плохую погоду я работаю по памяти – будь я один, дело не пошло бы.
Гоген также почти закончил свое ночное кафе. Он очень интересный друг; должен сказать тебе, что он отменно готовит, думаю, я научусь у него – это действительно пригождается.
Мы очень довольны тем, что делаем рамы из обычных планок, прибитых к подрамнику и окрашенных; я уже принялся за эту работу.
Знаешь ли ты, что Гоген – один из изобретателей белой рамы? Но рама из 4 планок, прибитых к подрамнику, стоит 5 су, и мы ее, несомненно, усовершенствуем. Очень удобно – рама не имеет выступов и образует одно целое с картиной.
До скорого, крепко жму руку, всего наилучшего голландцам.
Гоген передает тебе привет. Прошу, выдели из суммы, вырученной с продажи первой же картины, деньги на подрамники – Гоген хочет, чтобы они были с клиньями, – и на то, что возьмет Бернар за выполнение гогеновского поручения.
721. Br. 1990: 726, CL: 563. Тео Ван Гогу. Арль, понедельник, 19 ноября 1888, или около этой даты
Дорогой Тео,
картина Гогена «Бретонские дети»
[62] прибыла – он очень, очень сильно переписал ее.
