— Я уже получила, можешь сказать, — довольно улыбалась Мэди.
— Мэдисон! — свела брови Лизи, посмотрев на неё укоризненно.
— Я только пальчиком, мама, — взмолилась Мэди, сделав невинный вид.
— На секунду оставить нельзя, — вздохнула Лизи, пока я тихо засмеялся, взяв её ладонь в свою. Две сладкоежки в нашем доме. Одна покупает конфеты или шоколадки, а вторая является ищейкой, которая находит их даже залитыми под бетон.
Поздравив самый дорогой подарок, который подарила нам жизнь, я не переставая улыбался. Я не просто счастлив, я до одурения счастлив. Не знаю, что я сделал и кому перешёл дорогу в нужном месте для того, чтобы получить всё это, но я перейду ещё раз, если нужно. До появления Лизи, в моей жизни практически не было смысла, кроме ежедневной смены очередной девочки или тренировки. Теперь я понимаю, что я вовсе не жил без её смеха, без блеска в её глазах и без её любви. Я отдал ей себя и какие-то материальные блага, но она отдала мне в три раза больше, а то есть себя, Мэдисон и Мэйсона. Я приношу продукты — она готовит ужин. Я покупаю одежду — она её стирает. Я купил дом — она приносит в него свой уют и любовь, и так до бесконечности. Я люблю её до бесконечности.
Лизи самый сильный человек из всех, кого я когда-либо встречал, она даже сильней меня. Я может быть сильный снаружи, но моя жена сильна духом. Лишь одной улыбкой она может свалить с ног, целую армию. Она родила наших детей, испытывая боль, которую ни я, ни один мужчина на свете не испытает. Я могу сказать только то, что каждый будущий отец должен видеть это, чтобы понимать всю ценность своей жены и матери его детей. Она не спала ночами, даже когда к кроваткам вставал я, ей просто не позволяла совесть и не позволяла любовь к горошинам. Я готов кинуть к её ногам всё, что только могу, потому что она заслуживает. Всегда заслуживала.
— У меня тоже есть, что сказать, — улыбнулась моя жена, поднимаясь с места.
— Круто сказала, — засмеялся я, когда она покинула стены кухни, мой смех подловили остальные.
Лизи вернулась назад меньше, чем через минуту, поставив небольшую коробочку на стол, чем вновь меня удивила. Если это подарок для детей, то логичней подарить его им, а не общему столу.
— Открывайте, — улыбнулась она.
Мэди и Мэйс начали копошиться с белой коробочкой вместе, срывая с неё серебристые ленты и бумагу. Открыв крышку, они одновременно свели брови, подняв по одной белой пинетки. Я и сам немного опешил.
— Малышка, немного маловаты для них, — усмехнулся я.
— Картер, ну ты и тупой, — разревелась Алекс, подскочив к Лизи, пока дети удивлённо смотрели на неё.
Мамы тоже пустились в слёзы и до меня наконец-то дошло. Медленно повернув лицо в сторону Лизи, я отодвинул Алекс в сторону и притянул её к себе, расплываясь в самой широкой улыбке. Больше никаких дерьмовых слов, никаких слёз и наших расхождений. Сейчас я принимаю эту новость только с улыбкой. И шесть лет назад должен был сделать то же самое.
— Правда? — всё ещё не веря, спросил я её.
— Да, — кивнула Лизи, утирая слёзы.
— Твою мать, малышка! — засмеялся я, крепко прижимая её к себе, — плюс один!
— Или два, — засмеялся Дин.
— Да хоть три, — кивнул я, целуя заплаканное лицо Лизи, — я люблю тебя!
Что я недавно думал о счастье? Так вот, нихрена. Я умножаю все цифры на то число, которого ещё не существует в природе. Настолько я счастлив. Ещё одно прибавление. Я готов орать на весь мир, как сильно счастлив в эту минуту и в этой жизни. Подхватив на руки Мэди и Мэйса, обнял всех троих, а точней, четверых своих самых близких и родных людей. Я знаю, что наши первенцы будут только рады новому члену или членам в своей маленькой дьявольской группировке.
Смотря на них, я понимаю, что никогда не сдамся, никогда не свешу руки и никогда не променяю их. Они не золото, они даже не бриллианты, потому что всё это можно купить за деньги. Они — бесценны. Это мой подарок судьбы. Как поймать удачу за хвост, которого у неё нет. Мы всё перенесём и всё пройдём. Спустите на наши головы ядерную бомбу, и мы стряхнём пепел с головы, зашагав своим путём дальше. Пусть земля разойдётся на части, и мы просто будем переступать через пропасти, которые будут под ногами. Ничто не властно над людьми, между которыми царит любовь и гармония. Мы крепко удерживаем друг друга за руки и эта связь никогда не оборвётся.
Бонус 2
Остановившись в дверном проёме, я застыл, смотря на то, как Лизи, Мэйсон и Мэдисон лепят фигурки в виде человечков, а в будущем, нашего имбирного печенья к Рождеству. Рядом с ними возился Эйден, который больше засовывал тесто в рот, чем что-то лепил. Всё его личико было устряпано мукой, даже в тёмной копне волос виднелись белые частички. Вот уже пять лет они хранят эту традицию. Собственно, то же самое делаю я. Как только Мэйсу и Мэди стукнуло по пять лет, они решили ввести вот такой семейный обычай, теперь в свои почти пять, к нам присоединился Эйден, те предыдущие четыре года он лишь мазал всё на лицо и в рот, с тех пор ничего не изменилось.
Ежегодно двадцать четвёртого декабря, мы садимся за один стол и занимаемся этой смешной семейной ерундой, которая тёплом разливается по сердцу. Почему двадцать четвёртого? Потому что двадцать пятого они летят ранним утром к ёлке для распаковки подарков, попутно прихватив с собой чашку с печеньем.
— Мои маленькие наркобароны, — засмеялся я, когда четыре пары глаз устремились в мою сторону.
— Кто такие наркобароны? — первой спросила Мэди.
— У них всегда белый нос, — усмехнулся я, подойдя ближе и пальцем подхватив муку со стола, измазал ей кончик носа.
— Звание отца года по праву принадлежит тебе с тех пор, как они заговорили, Картер, — закатила глаза Лизи, но всё-таки улыбнулась.
— А ты сомневалась? — выгнул я бровь, обходя стол, чтобы поцеловать жену, — я всегда и везде первый.
Подняв её лицо к потолку, я встал позади и наклонился, встретившись губами с самой лучшей девушкой в мире, по удачному стечению обстоятельств, ещё женой и мамой собственных мелких дьяволят.
— Папа! — поморщились одновременно Мэйс и Мэди.
— Это моя мама, — засмеялся я, показав язык и оставив ещё один поцелуй на губах Лизи, из-за чего они снова выдали протяжное «фу», а я вновь прильнул к ней губами, оставляя десятки звучных поцелуев.
Эта пара одиннадцатилетних предводителей всех мелких шутливых проделок по дому, всегда издавала подобные фуканья, когда я целовал Лизи или она — меня. Мэйсон и Мэдисон с взрослением стали подобием меня. В детстве я всегда морщился, видя то, как папа целовал маму, мне казалось это чем-то отвратительным, потому что я считал это обмен слюнями, да и вообще не хотел видеть подобных сцен. Если бы меня вернули в то время, то я бы с упоением мог наблюдать за ними, сейчас для меня — это показатель любви. Если люди не хотят коснуться друг друга, то это говорит лишь о том, что между ними нет нужной искры, либо она погасла. Наша горит, и мы обоюдно помогаем и оберегаем её от воды, которая может потушить пламя, хотя, я думаю, что ничем невозможно загасить этот пожар, даже спустя десять лет брака и двенадцать лет отношений. Мы лишь крепнем с годами.
