Я часто чувствовала себя одинокой, но сегодня это ощущение давило на меня особенно сильно…
Стоило мне вспомнить, как равнодушно вел себя Верлен на протяжении всего вечера, в груди у меня словно стягивался обжигающий узел, и я ненавидела себя за это. Все это вздор, я просто перенервничала и вымоталась, поэтому не понимаю, что со мной происходит. К тому же мне глубоко безразлично, что Верлен меня презирает, несмотря на то что я должна изображать его официальную любовницу.
Пусть я отказалась от затеи убить Тень – хотя до недавнего времени это была цель моей жизни, – но моя ненависть к нему вовсе не угасла. Пусть я отступила, поняв, что Верлен обладает важными для всего человечества способностями, но я найду другой способ отомстить…
Я поклялась себе в этом.
– Будь ты проклят, Тень, – прошептала я, стискивая подушку и упорно борясь со сном.
В моей душе клокотали гнев и негодование. Ярость стала неотъемлемой частью моего существа. Я росла, питаясь этим чувством, оно определило мой характер, выковало мою личность. Эти самые слова, это проклятие я повторяла на протяжении нескольких лет, снова и снова.
Мои пальцы, сжимавшие угол подушки, уже начали расслабляться, а тело охватывало сонное оцепенение, как вдруг мне почудился вдалеке тихий, знакомый звук.
Я резко села, напряженно вслушиваясь в тишину ночи. Нужно было убедиться, что мне не померещилось, что эта мелодия мне не приснилась.
Я выбралась из постели, дрожа в тонкой ночной рубашке, вышла в прихожую и остановилась у двери. Приоткрыла створку и выглянула в коридор.
Никого. Странно: даже охранники ушли, покинув свой пост возле моих покоев.
Зато музыка осталась: она звучала во дворце. Кто-то играл на пианино грустную, но очень красивую и притягательную мелодию, и эта музыка проникала мне в душу. Душераздирающий зов манил, однако мне не следовало его слушать. Если я поддамся ему, то утону, задохнусь от стыда и отвращения к себе.
Больше я не должна отвечать на этот призыв, даже если дыхание перехватывает, а грудь сжимается от боли…
Глава 16
Верлен
Мои руки легко касались клавиш, вкладывая в музыку страдания, терзавшие меня сегодня ночью особенно сильно. Из-под кончиков моих пальцев лились тихие ноты, пропитанные неудержимой потребностью, такой острой, что она сжимала мне горло.
Мне нужно ее увидеть.
Сефиза…
Только она способна подарить мне несколько мгновений спокойствия и умиротворения… И лишь она может вынудить меня взглянуть в глаза чудовищу, которым я являюсь, толкнуть меня в пучину чувства вины.
Не важно. В конце концов, ради того чтобы получить первое, я могу вытерпеть второе.
Весь вечер я находился рядом с Сефизой, не имея возможности поговорить с ней, даже посмотреть на нее – и это было настоящей пыткой. Однако оказалось, что это мучение – ничто по сравнению с угрызениями совести, охватившими меня, когда мы оказались в другом мире, где Сефиза принялась перечислять мои прегрешения.
Тяжкие.
Невыносимые.
Непоправимые…
Не существовало никакого способа исправить все зло, что я причинил, но сдаваться я не хотел.
Неделю назад я уже пытался искупить свои грехи: отказался от борьбы и спокойно принял грудью клинок Сефизы. Однако девушка по какой-то неведомой мне причине передумала и, прибегнув к помощи каких-то загадочных сил, в последний момент спасла меня от смерти.
Этим удивительным поступком она дала мне шанс на искупление, хотя сама предпочитала это отрицать. И теперь, когда моим глазам открылась вся тяжесть и глубина совершенных Империей злодеяний, я в полной мере был готов воспользоваться этим шансом очиститься, пусть и через боль.
Гефест ошибся, ожидание ничего мне не даст.
Мои преступления слишком ужасны, и ненависть Сефизы ко мне так просто не уляжется, ее праведный гнев слишком силен, и так просто его не унять.
Я приказал легионерам, дежурившим у дверей ее покоев, уйти на ночь, чтобы девушка могла свободно выйти – несмотря ни на что, я был уверен, что ей хочется свободы. Вообще-то мне следовало отказаться от желания ее увидеть, от стремления больше узнать о другой жизни, в которой тот, другой я, пришел к столь печальному, и в то же время столь прекрасному финалу.
Тем не менее в глубине души я лелеял надежду, что отсутствие стражи подтолкнет Сефизу не к побегу из дворца, а к двери моих покоев.
Всем сердцем, всей душой я пытался позвать ее, скрипачку, которая когда-то неизменно отвечала на мою музыку, поскольку отчаялся достучаться до девушки, которую почти уничтожил.
Во время бала бесподобное пение ее скрипки совершенно меня очаровало и лишило покоя; я до сих пор слышал душераздирающую игру Сефизы и хотел, чтобы она так или иначе об этом узнала.
Но больше всего мне хотелось вместе с ней вернуться в те таинственные края, где я был просто мужчиной и на моих плечах не лежал тяжкий груз, а мрачные тени не заслоняли мое сознание, не мучили совесть.
Я стал зависим от этих видений, от безмятежности и счастья, которые смог обрести в той несбыточной реальности. Я нуждался в новой порции этого умиротворения, чтобы и дальше выносить тяжесть жизни в реальном мире, в этой клетке, прутья которой сжимались вокруг меня, грозя раздавить…
Конечно, глупо было мечтать о том, что Сефиза может появиться на пороге моей комнаты. Гефест отдалил от меня Сефизу, полагая, что ее отсутствие не будет иметь никаких последствий, однако он понятия не имел, в какую темную бездну я погружался, расставшись с ней.
По правде говоря, мне не следовало обманываться. Сефиза ни за что на свете не придет ко мне…
Вдруг мне показалось, что я услышал вдалеке тихие звуки скрипки. У меня участился пульс, но я заставил себя успокоиться. Быть может, мне так хотелось услышать игру девушки, что воображение сыграло со мной злую шутку? И все же мало-помалу мелодия становилась все отчетливее, звучала в унисон с моей музыкой – и это убедило меня в том, что мне не мерещится.
Сефиза…
Я закрыл глаза и выдохнул – сам не заметил, как задержал дыхание, – чувствуя одновременно облегчение и изумление. Звук медленно приближался.
Теперь Сефиза, скорее всего, находилась в моей комнате, всего в нескольких шагах от меня. Однако я не оборачивался, борясь с собой, и продолжал снова и снова играть сочиненный мною отрывок.
Именно под эту мелодию танцевали наши фантасмагорические двойники в одном из видений – и это был их первый совместный танец. Именно эта музыка звучала во время нашего пребывания в лабиринте покрытых снегом колонн. Именно она объединила нас несколько лет назад, когда мы еще ничего не знали друг о друге…
Раньше я думал, что сам сочинил этот мотив, но я ошибся.
