Еще я слышал, как Гефест ходит по помещению. Он отодвинул каталку, на которой лежало тело моей последней жертвы, затем вернулся к столу, где я лежал, сжавшись в позе зародыша.
– Скажи-ка, ты поправишься, братишка? – поинтересовался он непривычно ласково. Впервые в жизни он говорил со мной таким тоном. – Ты ведь мне не врешь, правда?
Он укрыл меня одеялом, натянув его до ушей и заботливо подоткнув. Пока я задавался вопросом, в какую игру он играет, Гефест принялся читать мне нотации:
– Проклятие, что, скажи на милость, на тебя нашло? Ты действительно полагаешь, что мир изменится к лучшему, если ты доведешь себя до смерти? Думаешь, ты поможешь Сефизе, бросив ее одну?
– Заткнись, – слабо простонал я. – Ты ничего не знаешь…
– Ошибаешься. Напротив, мне многое известно. Ты несешь смерть, это верно, и я не могу представить, как тебе, должно быть, тяжело, после того как у тебя открылись глаза на страшные деяния нашего отца. Но в тебе есть и жизнь, Верлен! Я видел, как обновляется земля благодаря твоему дару. Сначала я не поверил Эвридике, когда она рассказала про насекомых, но потом отправился в оранжерею и своими глазами убедился, что некоторые виды живых существ появились снова. Понимаешь, что это значит? Ты нужен этому миру.
– Хватит… – пробормотал я.
Я очень устал от разговоров о важности моего «дара», которыми так часто потчевал меня Орион.
– Ты больше не один, – продолжал Гефест, не обращая внимания на мои возражения. – Отныне я рядом, мы с тобой на одной стороне. К тому же есть еще Сефиза. Ты не можешь так ее подвести. Человеческая девочка влюблена в тебя, это же очевидно.
Шокированный возмутительной нелепостью последнего высказывания, я отнял руки от лица, чтобы легче было прожигать брата взглядом.
Вероятно, это самое ужасное и обидное, что он мог мне сказать, если хотел причинить боль…
Потому что мне до безумия хотелось, чтобы это оказалось правдой…
– Заткнись, Гефест! – жалобно прокаркал я, тщетно пытаясь приподняться на локте. Увы, руки слишком сильно тряслись. – Ты несешь вздор! Ты даже не представляешь, к каким катастрофическим последствиям могут привести такие глупые слова! Что ты можешь знать о человеческих чувствах? Ты ровным счетом ничего не понимаешь!
При виде моего раздражения Гефест довольно улыбнулся уголком рта, словно ему нравилось наблюдать, как я трачу последние силы, чтобы на него наорать. Он прислонился к пустому операционному столу и скрестил руки на груди, на лице его вдруг проступила легкая усталость.
– Ты любой ценой хотел избавиться от всех эмоций, сдерживал их, а теперь они тебя захлестывают, – подытожил он, рассматривая меня с нескрываемым интересом. Удивительное дело: в его серебристых глазах зажегся сочувственный огонек. – И все-таки ты должен цепляться за них изо всех сил. Испытывать чувства – это хорошо, знаешь ли. Отстраненность и бесстрастность, свойственные богам, отнюдь не ведут к совершенству, они неизбежно выливаются лишь в несчастья и страдания. Еще ничего не потеряно, Верлен. Сефиза умная девушка. В конечном счете она простит тебя за то, что ты имел отношение к превращению ее в Залатанную. Ведь все дело в этом, не так ли? Здесь кроется причина скрытого напряжения между вами?
Кто бы мог подумать: Гефест говорил совершенно искренне, действительно тревожился за мою судьбу. И он думал, что мои отношения с Сефизой важны, что у них есть будущее. Брат предполагал, что у нас с ней все так сложно из-за того, что я, будучи Палачом, приложил руку к ее наказанию, когда несколько лет назад арестовал ее и отправил в его мастерскую.
В чем-то он оказался прав и все же был очень далек от истины…
Я в изнеможении рухнул на спину и сжал переносицу большим и указательным пальцами. Потом, совершенно сбитый с толку и обессиленный, тихо признался:
– Возможно, однажды она действительно меня за это простит, но никогда не забудет мне казнь ее родителей.
Последовало долгое молчание, затем Гефест глубоко вздохнул и, явно не зная, что сказать, протянул:
– А-а-а…
После чего прочистил горло, очевидно потрясенный моим признанием. Видя, что он глубоко задумался, я прошептал:
– Вдобавок теперь на мне лежит ответственность за первое совершенное Сефизой убийство…
– Все должно было пройти не так, – немедленно откликнулся Гефест. Потом пояснил: – Я уже собирался пустить тебе кровь, но… Случайно ослабил свои ментальные стены, и на миг они исчезли. Страх, паника, не знаю… В общем, отец немедленно воспользовался этим и запустил свои мысленные когти в мою голову – словно только этого и ждал. Мне пришлось бороться, отражать его незримые атаки, чтобы не дать ему прочитать мои мысли… Когда я наконец пришел в себя, Сефиза уже взяла дело в свои руки, рискуя своей жизнью…
– Она невосприимчива к моей силе, – вздохнул я.
Во всяком случае, теперь это стало очевидно.
От слабости мне даже говорить было трудно.
Последовала еще одна пауза – несомненно, Гефест пытался переварить столь невероятную информацию.
Я снова подтянул локоть к лицу, но на то, чтобы подложить его под голову и принять более удобную (и достойную) позу, сил уже не хватило, не говоря уже о том, чтобы сесть.
– В соседней комнате есть свободные койки, – быстро сказал Гефест, резко меняя тему. – Могу тебе помочь устроиться там, если хочешь. Это намного удобнее, чем лежать здесь.
Я вяло покачал головой, будучи не в состоянии даже приподняться, веки стремительно наливались тяжестью.
– Я не собираюсь долго здесь оставаться. Еще несколько минут – и смогу пойти к себе…
Я уже погружался в полудрему, как вдруг в дверь мастерской постучали. Затем я услышал, как брат разговаривает с посетителем, точнее, до моих ушей долетело лишь окончание их беседы.
– Доставьте умирающего солдата в соседний зал, – приказал Гефест. – Посмотрю, что можно сделать.
– Вы не знаете, где сейчас Первый Палач? – спросил незнакомый голос. – Нужно как можно скорее проинформировать его о случившемся, охрана стоит на ушах. Он нам срочно нужен…
– Первого Палача больше нет, вчера Тень покинул свой пост, – объявил Гефест. Он нарушил правила, официально сообщив такую новость. – Скажите легату, что ему придется выкручиваться самостоятельно, пока мой отец не назначит на этот пост кого-то другого.
– Что вы говорите? Такой информации нет в моей программе. Последнее обновление сделано императором всего полчаса назад, и там нет ни…
– Тем не менее начинайте действовать, – перебил легионера Гефест не допускающим возражений тоном. – И остальным передайте.
Дверь со стуком закрылась, и я одними губами выговорил «спасибо», будучи не в состоянии ни повернуть голову, ни пошевелиться, придавленный усталостью к металлической поверхности стола.
Моей ладони коснулась огромная рука, почти такая же твердая, как камень, и старший брат прошептал:
