Теперь должна кончать. Поздравляю тебя с днем ангела дорогой матушки и нашей большой Марии. Вспомни Минни, маленькую Марию П. Бог да благословит тебя! 1000 жгучих поцелуев шлет тебе навеки твоя
Твоя.
Ц. ставка. 21 июля 1916 г.
Моя бесценная!
Нежно благодарю за дорогое письмо. Я только что видел Воейкова, который привез мне твой привет. Да, он доволен, что избавился от дела с Кувакой.
Я тоже ему посоветовал не быть самоуверенным, особенно в таких серьезных вопросах, как окончание войны! Мне очень нравится старый Максимович – порядочный, честный человек, с ним приятно иметь дело.
Пожалуйста, настой на том, чтобы «старик» не появлялся здесь до 6 августа. Он должен был ехать лечиться в Романов. Инст. в Севастополе, а Воейков говорит, что он собирается в скором времени вернуться сюда! Я нахожу, что это очень глупо. Так как ты единственный человек, которого он слушается, прошу тебя, напиши ему, что он должен отдохнуть 3 недели на Сиверской.
Бог даст, через 6 дней я опять буду в твоих объятиях и чувствовать твои нежные уста – что-то где-то у меня трепещет при одной мысли об этом! Ты не должна смеяться, когда будешь читать эти слова!
Эристов и Козлянинов уехали – первый в Киев, а оттуда в свой полк. Я передал ему письмо для мама. Приехали Мордвинов и Раевский. Последний растолстел и стал живее – вероятно, это война сделала.
Идет дождь. Пора кончать.
Да хранит, моя душка-Солнышко, Господь тебя и девочек!
Горячо целую тебя.
Навеки твой старый
Ники.
Ц. С. 22 июля 1916 г. Мой родной, бесценный!
Опять ливень.
Очень благодарна тебе, любимый, за твое нежное письмо, я так была счастлива, получив его! У нас был молебен в Феод. с. – была графиня Воронц., графиня Бенк., к-ня Долгор., т-те Нилова, Дедюлина и наши фрейлины также. Сейчас у меня будет Велеоп. Я с некоторым страхом думаю об этом, ибо я уверена, что не смогу вполне согласиться с ним; думаю, что было бы разумнее несколько обождать, и ни в коем случае не следует идти на слишком большие уступки, иначе, когда настанет время нашего Бэби, ему трудно тогда придется.
Потом я отправляюсь на концерт в лазарет М. и А., затем с визитом к Михень, к чаю жду Ники, затем Штюрмер, в промежутке между ними Аня, а вечером меня просят прийти в лазарет, и мне самой хотелось бы этого – это единственное, что меня поддерживает в твое отсутствие. Правда, я знаю, что Аня этим недовольна, но ведь Аля, больная, лежит у нее, и ей, конечно, следовало бы быть больше с нею, по моему мнению. Прости за короткое письмо, но я очень тороплюсь и меня очень тормошат (чего я не люблю).
Осыпаю тебя поцелуями, считаю минутки до следующего нашего свидания. Бог да благословит и защитит тебя, и да сохранит тебя от всякого зла!
Постоянно тоскую и жажду тебя!
Навеки всецело
Твоя.
Постараюсь сделать все, все для старика.
Ц. ставка. 22 июля 1916 г.
Моя голубка!
Нежно благодарю за милое длинное письмо.
Я рад, что ты собираешься пристроить флигель к твоему лазарету, чтоб иметь место также и для солдат. Это хорошо и справедливо. Я, право, не знаю, что посоветовать Едигарову. Если он хочет продолжать военную службу (а это долг каждого во время войны), то для него было бы лучше всего поступить в кавказскую дивизию, но не к твоим крымцам, потому что у них больше 100 офицеров. Или, может быть, в один из трех Заамурских конных полков – это великолепные полки.
Мне очень жаль его, но я не могу вмешиваться во внутренние дела нижегородцев.
Я забыл поздравить тебя с днем ангела нашей Марии.
Погода отвратительная – холодно, и дождь льет каждые полчаса, но мы выедем в наших автомобилях покататься, потому что вредно оставаться все время дома. кроме того, у нас вечером кинематограф.
Приехал Григорович – я принимал его вчера; он едет в Архангельск. Бэби и я с нетерпением ждем твоего приезда. Твое милое присутствие стоит беготни взад и вперед, или «суеты», как ты это называешь.
Теперь, мой ангел, должен кончать.
Храни тебя и девочек Господь!
Нежно и страстно целую.
Твой старый
Ники.
Ц. С. 23 июля 1816 г.
Мой голубчик!
От всей души благодарю тебя за твое дорогое письмо – да, я тоже с нетерпением думаю о нашей встрече в среду. Какая милая телеграмма от Тино! Я тоже написала ему – Ники просил меня об этом. Он остался очень доволен своей беседой с Шт.
Вчера был очень утомительный день: церковь, Велеоп., детский лазарет, визит к Михень, Ники, Штюрмер – так до 7 1/2. Аня обедала и оставалась у меня до 10, потом наш лазарет.
Холодно, пасмурно и ветрено. Собираемся на концерт в Большой дворец и перед тем хотим немного покататься. Ждем прибытия поездов. Мы привыкли к работе в большом доме, где много раненых, и это будет гораздо удобнее, так как ближе от нас. Фредерикс не мог прийти к завтраку, так как не совсем здоров. Бенкендорф тоже все еще болен. Я рада, что тебе нравится милый старый Максимович.
Теперь, ангел мой, мой голубчик, осыпаю тебя пламенными поцелуями и остаюсь твоей верной старой
Солнышко.
Анины сласти будут готовы только завтра, она просит извинить ее.
Ц. ставка. 23 июля 1916 г.
Мое любимое Солнышко!
Сердечно благодарен за твое дорогое письмо. Погода все еще странная и неприятная! Каждые четверть часа появляется солнце, а затем льет как из ведра. Сегодня утром, когда мы оба еще были в постели, Алексей показал мне, что локоть у него не сгибается, а затем он смерил температуру и спокойно объявил, что ему лучше полежать весь день. У него было 36,5. Так как погода сырая, я нашел, что, действительно, ему лучше полежать в постели. Сейчас он играет в Nain jaune с Воейк. и П. В. в нашей спальне.
Один из наших пажей скоропостижно скончался перед самым завтраком, в то время как брился! Так жалко его! Он несколько лет тому назад служил в Семеновском полку и в сводной роте в Гатчине. А после завтрака я узнал, что инспектор здешнего речного сообщения, который постоянно нас сопровождал в наших прогулках, попал на улице под автомобиль и сломал ногу.
Вчера мы видели интересное представление в кинематографе и остались очень довольны. Бэби играет, очень шумит, веселенький, болей совсем нет.
Конечно, его нездоровье от этой мерзкой сырой погоды! Моя любимая, с каким нетерпением я жду твоего приезда! Бэби, конечно, тоже. Храни тебя и девочек Господь.
Целую вас всех нежно.
Твой навеки, Солнышко мое,
Ники.
Царское Село. 24 июля 1916 г.
