Моя любимая!
Началась наша обычная серенькая жизнь. Ясные «солнечные» дни прошли, и я живу дорогими воспоминаниями о прошедшем! Душка моя, как я люблю тебя и как сильно привык я к твоему постоянному присутствию! Каждую разлуку так тяжело переносить, и с каждым разом я все больше жажду всегда быть вместе. Но долг прежде всего, мы должны подчиняться и стараться не роптать, хоть это и нелегко.
После дивной вчерашней погоды ночью был ливень несколько раз, сегодня погода непостоянная – нельзя сказать, будет ли ясно или пойдет дождь! Воздух очень теплый, и мы собираемся прокатиться в автомобиле до места, которое мы называем «шхеры».
Каждый день я принимаю кого-нибудь из министров, и это, а также мои бумаги, помешало мне повидать брата Боткина (моряка) и старого Дуделя Адлерберг.
Пора кончать, любимая. Храни вас Господь!
Горячо целую.
Твой старый
Ники.
Ц. С. 6 августа 1916 г.
Мой ненаглядный!
Горячее спасибо, мой ангел, за милое письмо. Да, большое счастье быть вместе, но потом ужасно тоскливо и грустно! Ах, твои нежные ласки, твои большие грустные глаза при расставаньи преследуют меня. Отрадно жить надеждой на следующее близкое свиданье – бедная А. надеется к тому времени быть снова здесь или же, может быть, приедет к нам прямо в ставку, это ее освежит, и Н. П. тогда будет там, так что мы снова будем все вместе. Не забудь дать ему яхту, это хороший предлог для объяснения его отсутствия, да и следовало бы сделать это для него. Опять чудная погода, днем побуду на балконе. – Предстоит принять 4 офицеров, m-r Гиббса и кн. Голицына с докладом, затем она должна повидать Ники – вот, пришлось бросить письмо, они появляются один за другим, а сейчас фельдъегерь должен ехать.
Н. снова просит очень тебя за все поблагодарить.
Великие княжны Мария Николаевна и Анастасия Николаевна в госпитале. Около 1915 г.
Милый, у нас вчера была вечерняя служба в Ф. С., вечером сегодня там же, сегодня утром в Пещ. ц., а завтра утром в нижнем госпитальном храме. Надеюсь в понедельник утром причаститься – от всей души прошу у тебя прощенья, мой единственный и мое все, если словом или делом невольно обидела тебя. Я так рада причаститься – я жажду этой моральной поддержки, приходится так много переживать, так много приходится себя расходовать. Исповедоваться буду в воскресенье в 10 час. вечера – быть может, и А. пойдет со мной, иначе я буду совсем одна, девочки не хотят сейчас причащаться. Прощай, мой ангел. Я сегодня увижу нашего Друга у нее в доме, поговори о Нем с m-r Гиббсом. Осыпаю тебя нежными поцелуями и благословляю.
Навеки твоя глубоко тебя любящая и тоскующая по тебе старая
Женушка.
Я просила А. сделать выписку для тебя относительно ее брата, так как нахожу это интересным.
Ц. С. 7 августа 1916 г.
Ангел мой любимый!
От всей души благодарю тебя за твое милое письмо – понимаю, что тебе трудно писать, когда у тебя так много дела.
Пасмурно – прошел небольшой дождь. Вчера вечером видела нашего Друга в маленьком доме. Он посылает тебе эти цветы и горячий привет. Они выезжают во вторник вечером. А. и я идем на исповедь в 10, а завтра утром в 9 у нас служба в нашем пещ. храме – буду особенно усердно молиться за тебя, мой единственный и мое все, душою буду там с тобой. Осыпаю тебя нежными поцелуями и шлю тебе горячий привет.
Каковы вести с фронта? Как будто очень тихо?
Прости за скучное, короткое письмо, но у меня решительно нет времени больше писать. Посылаю тебе «свечки» – как обидно, что ты опять в них нуждаешься!
Прощай, мой ясный светик!
Бог да благословит и защитит тебя!
Навеки глубоко любящая тебя твоя старая
Солнышко.
Ц. ставка, 7 августа 1916 г.
Моя возлюбленная душка!
Горячо благодарю за дорогое письмо. Поблагодари А. за присланную ею копию. Опять некогда писать, так как неожиданно сегодня утром появился Алек; я только что принимал его после завтрака. К счастью, он был спокоен, говорил о делах Рейна и других, но не брюзжал. Сегодня вечером приму Мамонтова, а Макарова только завтра, в понедельник. Я велю ему прекратить эту историю с Лопухиным.
Очень жарко, боюсь, не собирается ли гроза.
До свидания! Храни тебя Господь, моя дорогая женушка!
Целую тебя и девочек нежно.
Навеки твой старый
Ники.
Ц. С. 8 августа 1916 г.
Мой любимый!
Горячее спасибо, ангел мой, за дорогое письмо. Как досадно, что тебе приходится принимать такую массу людей! Страшно жарко сегодня и очень душно, но все же чуть-чуть веет ветерок, не поеду кататься – предпочитаю спокойно посидеть.
Причащение было великим утешением и успокоительно подействовало на меня – всей душою я была с вами обоими. Мне так приятно молиться в нашем маленьком нижнем храме. Оттуда мы отправились прямо в лазарет, где мне дали стакан чаю, затем я принялась за перевязки. Постройка нашего нового флигеля быстро подвигается вперед – надеюсь, что она будет закончена к концу октября. 10, в четверг, будет вторая годовщина нашего лазарета, и все ждут с нетерпением переименования его в собственный Е. В. лазарет № 3, так как постоянно выходят недоразумения между дворцовым лазаретом и лаз. Большого дворца.
Интересно бы знать, что ты думаешь предпринять относительно гвардии, будет ли им дан временный отдых? Наш Друг надеется, что мы не станем подниматься на Карпаты и пытаться их взять, так как, повторяет Он, потери снова будут слишком велики.
Чебыкин будет у меня, чтоб решить насчет госпиталя при новых казармах 3-го стрелкового полка.
Теперь должна кончать. Прощай, сокровище мое ненаглядное, мой единственный и мое все, мой дорогой светик, осыпаю тебя пламенными поцелуями.
Бог да благословит тебя!
Навеки преданная тебе твоя старая
Женушка.
Ц. ставка. 8 августа 1916 г.
Моя любимая!
Очень благодарю за дорогое короткое письмо. Я думал с особою нежностью о тебе вчера вечером и сегодня утром, когда ты причащалась в нашей уютной пещерной церкви. Кажется, будто прошел год с тех пор, как мы причащались вместе в те тяжелые дни, перед моим отъездом сюда! Я так хорошо помню, что, когда я стоял против большого образа Спасителя, наверху в большой церкви, какой-то внутренний голос, казалось, убеждал меня прийти к определенному решению и немедленно написать о моем решении Ник., независимо от того, что мне говорил наш Друг.
