«Я думаю, что фильм повсюду ждет чудовищный успех, – писал Джеймс Мейсон Кубрику из Малибу о «Докторе Стрейнджлаве», – В США, конечно, будет много желчи, а кто-то, возможно, даже умрет с пеной у рта», – добавил Мейсон. В некоторой степени это было правдой. Представители фирмы по связям с общественностью, которая занималась фильмом, отметила: «В Голливуде в числе лиц, формирующих общественное мнение, есть по крайней мере трое похожих на психа-генерала ВВС из фильма. Они считают, что фильм – орудие дьявола и что он играет на руку коммунякам»
[134].
Как и предсказывал Мейсон, «Стрейнджлав» стал огромным хитом, собрав в прокате более девяти миллионов долларов. Большим поклонником фильма был Элвис Пресли, который устроил его показ в своем поместье Грейсленд. Фильм был номинирован на четыре премии «Оскар»: лучший сценарий, лучший режиссер, лучший актер (Селлерс) и лучший фильм – но ни одной из них не получил. Правда, Кубрик получил награду за лучшую режиссуру от Сообщества кинокритиков Нью-Йорка: это был последний раз, когда он удостоился такого признания от нью-йоркского истеблишмента кинокритики. Кубрик говорил, что на тот момент «Стрейнджлав» был для него любимым из всех его фильмов, за ним следовали «Лолита» и «Пути славы» – именно в таком порядке
[135].
Лучший обзор «Доктора Стрейнджлава» написал Роберт Бруштейн; это был ответ критикам, которые сочли фильм просто шуткой и проявлением безответственного отношения к теме апокалипсиса. Бруштейн сказал, что «Кубрику удалось разнести в клочья позицию правого крыла, не сделав ни единого утверждения в духе левого крыла: наконец-то нейтрализован неприятный душок тридцатых годов, неотступно сопровождавший даже лучшие работы Чаплина, Уэллса и Хьюстона. Более того, нейтрализовано зловоние всего идеологизированного мышления в целом… Единственное, что есть в фильме от политики – это возмущение злопыхательством чиновников». «Гуманисты сочтут его бесчеловечным, – добавлял Бруштейн, – и будут неправы». «Доктор Стрейнджлав» «с помощью своей комической лирики дарит освобождение от поглощающего нас всех чувства бессилия и разочарования; сложно даже представить, что может быть важнее для художественного произведения». Как сказал сам Кубрик, рецензия Бруштейна на «Доктора Стрейнджлава» была «самой проницательной и хорошо написанной из всех, что я читал»
[136].
После успеха «Доктора Стрейнджлава» Кубрик получал много приглашений выступить перед аудиторией, но почти всегда отказывался. «Я не могу говорить на телевидении или на радио, у меня начинает язык заплетаться», – заявил он Герберту Митгангу с CBS News. В апреле 1964 года он сказал Гилберту Селдесу: «Я никогда не выступаю с речами и не пишу статьи. Мне нравится думать, что я делаю это из смирения, но это, вероятно, такая форма крайнего эгоизма. Серьезно, мне всегда казалось, если режиссер или писатель решит стать критиком или лектором, значит, с ним что-то не так». «Я плохой оратор, я избегаю разговоров, телешоу и т. д.», – написал он Актерской студии, комментируя свой отказ от приглашения провести семинар для начинающих режиссеров
[137].
Кубрик обходил вниманием и новых левых; просьбу Тодда Гитлина из организации «Студенты за демократическое общество» появиться на их конференции он просто проигнорировал. Антиядерная организация SANE предложила Кубрику свою Премию мира имени Элеоноры Рузвельт, от которой он также отказался. Как заявил Кубрик, он не хотел, чтобы «Доктора Стрейнджлава» называли «произведением группы сторонников мира», хотя он «явно разделял большинство взглядов и целей [SANE]». Кубрику, впрочем, понравилась карикатура в Toronto Daily Star, изображавшая Барри Голдуотера в роли доктора Стрейнджлава, и он даже попросил себе копию направленного против Голдуотера агитационного ролика Линдона Джонсона, в котором ребенок считает лепестки ромашки
[138].
С начала шестидесятых Кубрик отклонял любые предложения писать статьи для прессы. В письме Томасу Фрайеру в августе 1964 года он объяснил: «На самом деле невозможно говорить то, что думаешь, о критиках, дистрибьюторах, актерах и т. д., и. т. д., хоть с какой-то долей честности, чтобы при этом твои слова не звучали слишком человеконенавистническими и не задели деликатных чувств твоих собратьев»
[139].
Примерное представление о том, что имел в виду Кубрик, дает черновик недатированной пьесы под названием «Фокус + звук». В ней он жалуется, что «киноиндустрия все еще находится во власти киномеханика», который со своего рабочего места не может видеть, что изображение расфокусировано. Кубрик описывает, как ходил в кино и просил позвать администратора кинотеатра, чтобы пожаловаться по поводу сильно расфокусированной проекции. Администратор, пишет он, обычно «сидит взаперти в своем офисе», и для того, чтобы с ним встретиться, требуется ему долго названивать… После продолжительного ожидания и целой серии звонков в дверь и по телефону обычно открывается небольшая дверца, и очень подозрительного вида человек поднимает глаза от очень маленького стола, заваленного бумагами». В итоге администратор говорил Кубрику: «Оно [изображение] не может быть расфокусировано, его заранее фокусируют» или «Это просто копия плохая»
[140].
Продюсер Warner Bros. Джулиан Сеньор вспоминал, что в последующие годы в общении с администраторами кинотеатров Кубрик повторял как мантру: «Сделать все правильно так же легко, как и сделать неправильно». В гораздо большей степени ему удавалось контролировать показ собственных фильмов после выхода «Заводного апельсина», когда он настоял на том, чтобы в европейских кинотеатрах для проекции фильма использовались соответствующие линзы – 1,66. Привычным делом для его помощников стало приходить в кинотеатры или звонить туда, чтобы убедиться, что при показе фильма Кубрика не было катастрофических технических неполадок. Сеньор вспоминает, что «Стэнли говорил [администраторам кинотеатров]: “Как вы не понимаете? Это важно не только для моего фильма, но и для всех остальных”»
[141].
