Кроме того, Цунено познавала житейские правила, явно выходящие за рамки простого усвоения лексики, но благодаря им она понемногу начинала разбираться в таких сложных вещах, как, например, положение своей семьи. По почтительным поклонам соседей и быстрым завистливым взглядам других детей Цунено уже догадывалась, что в их маленькой деревне родители ее считались людьми важными. Взрослые, конечно, знали больше, и те, кому хватало времени и желания поразмыслить, могли понять, что за всем этим почтением прочитывается долгая история не только отдельно взятой семьи. Полтора столетия назад предки отца Цунено были старостами деревни Исигами, и в те годы основное различие между бедными и богатыми заключалось лишь в том, что кто-то владел землей, а кто-то ее арендовал, но и те и другие имели примерно одинаковый уклад жизни и занимались одним и тем же делом – сельским хозяйством. Однако к тому времени, когда родился дед Цунено, многое изменилось. Зажиточные семьи провинции Этиго начали вкладывать свой капитал в разные начинания и находили новые способы приумножить богатство – нередко за счет соседей. Одни открывали мастерские, где изготавливали из конопляного волокна тонкую ткань тидзими и выбеливали ее, расстилая холсты на снегу. Другие становились торговцами, то есть посредниками между производителями ткани и купцами из городских лавок. Некоторые скупали местный рис или яйца – первые варили саке, а вторые продавали яйца горожанам. Были такие, кто, подобно родичам Цунено, вкладывал деньги в духовное образование, открывал храмы, проводил погребальные службы и собирал пожертвования. Накопив денег, предприимчивые люди открывали ломбарды, ссужали деньги соседям под залог или проценты и, самое главное, скупали земли. Уже при прадеде Цунено добрая половина земли в деревне Исигами принадлежала не местным
[31]. К тому времени, когда родилась Цунено, семейство по фамилии Ямада из селения Хякукэнмати, расположенного чуть ниже по реке, владело земельными участками чуть ли не в тридцати деревнях
[32].
Дедушки и бабушки Цунено, ее отец и мать – все они тщательно продумывали свои вложения и траты. Иначе было нельзя, ведь даже значительные состояния быстро сгорали из-за плохих урожаев и опрометчивых решений. И тем не менее на всякие повседневные мелочи в их семье – как, собственно, и в других семьях с таким же уровнем достатка – деньги тратились свободно
[33]. Они покупали пиалы и блюда, причем каждый такой набор посуды стоил не менее нескольких сотен медяков. Не жалели денег ни на низкие столики для письма, ни на книги, которые сначала прочитывали сами, а потом давали читать соседям. Увесистые золотые монеты шли на матрасы-футоны, теплые одеяла и тонкие сетки от насекомых. Для особых случаев приобретали шелковые кимоно и пояса оби, а на зиму покупали тяжелые одежды. Оставшуюся мелочь тратили на плетеные снегоступы и детские сандалии на деревянной подошве. Когда выпивали весь чай, мгновенно покупали свежий. Когда билась посуда, изнашивалась одежда, рвались защитные сетки – сразу покупалось все новое. И это оборачивалось бесконечным процессом потребления. Дома наполнялись вновь и вновь приобретенными вещами, а маленькие дети учились называть их и считать.
В доме Цунено, пристроенном к храму, многие предметы покупались на пожертвования верующих, приносивших деньги, рис и овощи в благодарность Будде за его милости. Люди Снежной страны славились своим благочестием – и не только потому, что жизнь их была трудна. В этих местах в начале XIII века жил Синран, безмерно почитаемый основатель Истинной Школы Чистой Земли
[34]. Его выслали из столицы за еретическое учение о спасении, которое зависит от одной лишь веры: любой, кто взывает к Будде Амиде, может переродиться в Чистой Земле. И что еще хуже – по крайней мере, в глазах блюстителей религиозных традиций, – Синран отказался дать обет целомудрия, как подобало священнику; он женился на Эсинни, уроженке провинции Этиго. Именно Эсинни утвердила важность роли жены священника; следуя ее примеру, многие жены храмовых служителей становились духовными наставницами своих земляков.
Последователи прочих школ буддизма – таких как дзен, нитирэн, сингон – до сих пор смотрят свысока на верующих в Истинную Чистую Землю. Придерживающиеся строгих традиций, согласно которым монах не должен есть мясо и не может познать женщину, они в основном считали, что служители вроде отца Цунено чересчур дорожат земными благами, слишком ценят достаток и усердно предаются суетным удовольствиям. Священники Истинной Чистой Земли имели жен и детей; образ жизни они вели такой же, как их преуспевающие прихожане, причем хороший материальный уровень обеспечивала им собственная паства. Один из обличителей Школы Истинной Чистой Земли писал: «Это воистину секта, и она видит в людях лишь источник наживы»
[35]. Но даже те, кто недолюбливал последователей Синрана, обычно признавали силу их убеждений. Верующие в Истинную Чистую Землю, как правило, растили многочисленное потомство, считая детоубийство – явление, довольно распространенное среди сельских жителей, – абсолютным грехом
[36]. В некоторых кругах такая позиция расценивалась как достойная восхищения принципиальность. Среди других людей это считалось признаком чрезмерного религиозного фанатизма, если даже не варварством: зачем нужны большие выводки детей, разве они собаки или кошки?
В семье Цунено не все рожденные дети пережили период младенчества, в итоге у ее родителей их осталось восемь. Для их матери рождение детей стало – наравне с пением гимнов и вознесением молитв – частью ее духовного предназначения. Согласно учению их школы, вырастить сына, который станет священнослужителем, или дочь, которая станет женой священника, – это такой великий дар Будде, «пред коим меркнут сокровища трех тысяч миров»
[37]. Харума окружала заботой и младенцев, и подрастающих детей, не забывая выполнять свои прямые обязанности жены сельского священника. Каждый день она оставляла подношения с едой и цветами на алтаре перед изображением Будды Амиды. Вела дом, приглашала прихожан на чай, помогала деревенским женщинам. Как хранительница храма, Харума наставляла сыновей и дочерей, объясняя им, что любовь к Богу воплощается в делах, что неукоснительное послушание есть высшее доказательство веры.
Как все крестьянские дети со временем знакомились с молотилками и рыбачьими сетями, точно так же дети Харумы погружались в мир церковной утвари. Их дни были пропитаны запахом благовоний, курящихся на алтаре, и размечены низкими, гулкими ударами колокола, созывающего деревенских жителей в главную комнату храма на молитву. Цунено во время службы научилась перекатывать в ладонях прохладные бусины четок. Запомнила первую и самую главную молитву: «Слава Будде Амиде» (Наму Амида Буцу) – такое мог выговорить даже малыш
[38].
