Нереус обхватил её за талию. Он сгорал от неодолимого желания поскорее войти в распахнутые врата наслаждения.
Взять Йину.
Хоть на несколько мгновений стать её полноправным хозяином.
Ладони скользили по тонкой девичьей коже, губы искали горячих поцелуев.
Два молодых красивых тела слились воедино, и геллиец растворился в этой пьянящей безумной страсти.
Она заставляла двигаться всё быстрее, дышать полной грудью.
Нереус запрокинул голову и прорычал:
– Ты – моя. Моя. Моя!
Он упал лицом на подушку, сминая пальцами тонкое одеяло:
– Йина… Я выкуплю тебя… И увезу с собой. В Лихт.
Девушка перевернулась на бок:
– Я не хочу отсюда уезжать.
– Почему? Ты будешь свободна!
– Моё сердце навсегда останется здесь.
Нереус закусил губу, едва не застонав от досады:
– Ты любишь его. Признайся! Любишь Мэйо!
– Нет.
– Зачем ты лжëшь мне? Я же вижу.
– Дурак!
– Йина, послушай…
Рассердившись, она тряхнула волосами и соскочила с кровати.
– Он ласков с тобой, но это не любовь, – продолжил Нереус. – Вы никогда не сможете быть вместе.
– Замолчи.
– Йина. Я дам ему лекарство, сделаю всё, чтобы не подпустить к нему смерть… Обещаю тебе!
Рабыня надела платье и сколола на плече фибулой:
– Мне пора идти. Прощай!
Нереус перевернулся на спину. В бессильной злобе он стучал кулаками по одеялу.
Дав волю чувствам, раб заревел, как раненый зверь. Затем поднялся и, шатаясь, побрел через вереницу комнат.
Мэйо сидел в кабинете, за длинным столом, что-то быстро записывая. Услышав шаги, нобиль отложил стилос.
– Доброе утро, хозяин, – пробормотал Нереус.
– Доброе утро, геллиец. Вчерашнее обильное питие напоминает о себе жёстким похмельем?
– Я был с Йиной. Она… любит вас, господин.
– Меня? – усмехнулся нобиль. – Ты что-то путаешь.
– Я в этом уверен.
– Мне нужно разобраться с одним мерзавцем самого высокого полëта. Будет непросто, но кое-какие мысли уже имеются. Желаешь присоединиться?
– Да! – воспрял духом Нереус. – Благодарю, что дали мне шанс, хозяин!
– А Йина, если тебе интересно, влюблена не в меня, а в мою сестру Виолу. Девочкам нравится играть в опасные игры и выкручивать нам члены ради собственных прихотей.
Геллиец надолго потерял дар речи.
– Сходи на кухню и позавтракай, – сказал Мэйо. – Нечего стоять тут с таким лицом.
– Я думал, мы сегодня вернёмся в конюшню…
– Тхон доложит отцу, что я усердно тружусь с рассвета. И в этом есть солидная доля правды.
– А если сар Макрин захочет убедиться лично?..
– Не захочет. У него хватает других дел.
Нереус на всякий случай смягчил тон:
– Вы ещё не принимали свои лекарства?
В чёрных глазах поморца заплясали багровые искры:
– Я не буду жрать медуз, пить ослиную мочу и натираться грязью вперемешку с чудодейственным пчелиным дерьмом! Если ты подсыпешь какую-нибудь дрянь мне в пищу, я тебя кнутом исполосую! Ясно?
– Бейте, – дерзко ответил невольник. – Коли это нужно для вашего исцеления, хоть насмерть запорите.
Мэйо стукнул кулаком по столу:
– Молчать!
Раб и нобиль глядели друг на друга, гневно раздувая ноздри.
Нереус знал, что должен уступить – опустить глаза и встать на колени – но продолжал упорствовать.
– Подойди, – требовательно заявил поморец.
Невольник приблизился к столу в полной уверенности, что сейчас получит несколько крепких зуботычин – и хорошо, если кулаком, а не бронзовой печатью, которой Мэйо скреплял письма.
– Ты обучен чтению?
– Да, хозяин. Кое-что понимаю.
– Читай, – нобиль протянул ему короткую записку.
Когда Нереус пробежал глазами по строкам, от его лица отхлынула кровь.
На главной площади Таркса было многолюдно. Здесь горожане обменивались новостями, заключали сделки, спорили и клялись перед статуей Веда, вырезанной из слоновой кости.
Императорский советник Фирм, только что приплывший в Поморье на торговом судне, вошёл на площадь в сопровождении личной охраны, слуг и группы жрецов паучьего культа.
Столичный вельможа намеревался проследовать в Зал Собраний, где его ожидали сар Макрин и городской нобилитет. Советник успел подкупить нужных людей. Он был уверен, что выступит блестяще, а любой, кто попытается ему возразить, обречëн на публичное осмеяние.
Всë шло по тщательно выверенному плану…
Толпа расступалась неохотно.
Жадные до зрелищ простолюдины, задрав головы, следили за кривляниями актёров на площадной сцене.
Обойти её мешали два помоста-крыла, на которых возвышались…
Фирм присмотрелся, чтобы понять: это наряженные в богов артисты или талантливо сделанные скульптуры…
Советник не успел разобраться.
Его внимание привлёк лицедей в тоге и позолоченной маске на лице.
Молодым дерзким голосом комедиант заявил:
– Но только Фирм – подлец и плут,
Имеет сотню доказательств,
Что Восьмиглазый бог-паук
И милосерден, и прекрасен!
Столица полнится молвой:
Судачит стар и вторит млад,
Мол, слаб советник головой,
И афедроном тоже слаб!
Фирм побледнел, опешив от вопиющей наглости актëришки. Как этот безродный трепач посмел в полный голос сравнить его, уважаемого сановника, с кинэдом – мужчиной для постельных удовольствий?!
Не сумев обуздать эмоции, советник приказал охране:
– Стащите этого ублюдка со сцены и заставьте пожалеть о его дерзких речах.
Комедиант и не думал униматься:
– Рабов узнаю по клейму,
Витиев – по платкам и шляпам.
А где советник я пойму
По жадным загребущим лапам!
Святой обычай старины
Велит взашей гнать за ворота
Плутов, смущающих умы,
И бесполезных идиотов!
О, зритель, скромный мой талант
Не поскупись, уважь!
