– Я должен видеть хозяина. С дороги!
– Не дури! – рявкнул словоохотливый афарец.
– Назад, – его приятель угрожающе двинулся на лихтийца.
Удар ладонью в плечо вынудил Нереуса замедлить шаг.
Он сжал кулаки и полез в драку.
Афарцы оказались сильны и принципиальны.
Вдвоём они отшвырнули геллийца к стене. Спиной он случайно столкнул расписную декоративную вазу, которая раскололась на множество черепков.
Нереус бросился на врагов с разбега, молотя их руками и ногами.
В пылу схватки кто-то споткнулся о низкий деревянный столик и разнëс его в щепки.
Лихтиец сорвал занавеску, кинул её в противников и побежал к лестнице.
Афарцы нагнали его, свалив с ног.
Нереуса пинали остервенело: в живот, грудь и голову.
Нужно было подняться. Любой ценой.
Он вцепился в голень старшего афарца, с размаха ударил его лбом в колено и повис на противнике, опрокидывая его навзничь.
Одним рывком Нереус поставил себя на ноги.
Второй афарец тотчас прыгнул ему на спину, схватил за ошейник. Железо впилось в горло.
Несколько мгновений боли и удушья…
Нереус шагнул к лестнице. Затем сделал ещё один нетвёрдый шаг.
Перед глазами заплясали разноцветные круги.
Лихтиец повернулся и упал на лестницу, приложив афарца спиной о ступени.
Тот охнул и разжал хватку…
Нереус рванул наверх, шатаясь, словно пьяный.
Короткий коридор и дурацкое ожерелье из нескольких комнат.
Мэйо сидел на кровати, вертя в руках небольшую отшлифованную палочку из крепкого чёрного дерева.
Геллиец ворвался в спальню и рухнул на колени:
– Хозяин.
– Что стряслось?
– Ничего.
Нобиль усмехнулся:
– Тогда какого, мать его, фавна, ты здесь забыл?
– Я пришëл поговорить.
– Утром. Все дела – утром. Теперь оставь меня. Иди спать.
Раб не двинулся с места.
– Проваливай, Нереус. Иначе рассержусь.
Невольник встал с пола:
– Я не боюсь. Ни твоего гнева, ни твоего проклятья.
– Пошёл вон.
– Я знаю, что ты чувствуешь, – геллиец сел у ног хозяина. – Сам испытывал подобное. Взаперти. В трюме корабля.
– Не хочу это обсуждать.
– И не нужно. Думаешь, мне приятно вспоминать? Словно побывал в гостях у Мерта!
Помолчав, Нереус добавил:
– Будь рядом друг, мне дышалось бы легче. Там, в кромешной тьме.
– Я пытался… – буркнул Мэйо. – Всё, что мне удалось – напугать близких до икоты. Отца, мать, сестру, слуг… Никто не выдержал больше часа. У меня нет желания продолжать бесполезные попытки.
– Дай мне шанс. Пожалуйста.
– Зачем? Что это изменит?
– Не знаю, – честно признался Нереус. – Йина порвала со мной из-за тебя. Там, внизу, я подрался с двумя афарцами. Случайно переломал кучу дорогих вещей. Я уже много раз нарушил обещание быть покорным рабом. Поздно отступать, терять нечего.
– Как хочешь. Я предупреждал, упрямый геллийский баран, – сердито заявил Мэйо.
Он залез под одеяло, сладко зевнул и вложил себе в рот кляп.
Нереус забрался на лавку, сунул под голову подушку.
В доме было тихо. Слишком тихо.
Нобиль почти сразу заснул.
Геллиец прислушивался к его дыханию, напряжённо всматривался в полутьму, но ничего пугающего не происходило.
Мэйо вздрогнул.
И Нереус услышал колокол.
Звук шëл издалека, приближался, нарастал. Глухой и тягучий. Пугающий до дрожи.
Поморец дëрнулся, замычал от боли.
Раб стиснул зубы. Озарение ослепило, как вспышка молнии. Он понял, что за отблески пламени были в глазах статуи. Огонь вулкана, уничтожившего подводный город.
Комнату наполнили тени.
Вспугнутые стаи рыб носились по стенам и потолку.
Первобытный безотчетный страх гнал Нереуса прочь. Вокруг творилось колдовство, неподвластное уму человека. Колдовство великое и разрушительное.
Что могла сделать песчинка против бури?
Геллиец кинулся к выходу. Пол под ногами ходил ходуном, всë скрипело и трещало. В углах замелькали огненные языки.
Мэйо выплюнул кляп и что-то бормотал низким чужим голосом. Этот язык был не похож ни на один когда-либо слышанный Нереусом диалект. Звуки напоминали завывание ветра, утробный рык и кошачье урчание.
Пламя разгорелось, лезло по занавескам. Одновременно с этим комната стала наполняться водой.
Всё происходило так быстро, что геллиец не успевал осмыслить жуткие видения.
Зажмурившись, он сделал шаг: но не из комнаты, а к постели Мэйо.
Раб сел на край кровати и взял нобиля за руку. Потомок тланов сжал его пальцы с силой железного капкана.
Нереус не издал ни звука, стерпев боль.
Вода прибывала. Её плеск сводил с ума.
Геллиец понял, что оказался в ловушке. Оставалось совсем немного времени на то, чтобы высвободить руку и стрелой вылететь из затопленной спальни.
– Мэйо, – шепотом позвал островитянин.
Он сидел неподвижно, не отводя глаз от лица нобиля.
Вокруг них бушевали две стихии. Пламя дышало жаром в затылок Нереуса. От холодной воды у парня немели ноги.
Вскоре она укрыла Мэйо с головой.
Поморец будто не заметил этого.
Нереуса била крупная дрожь. Вода почти добралась до его плеч.
Геллиец задрал голову, чтобы подольше тянуть носом сухой, обжигающий лёгкие воздух.
Хватка Мэйо ослабла. Он словно дал невольнику последнюю возможность спастись, уплыть из этого ожившего кошмара.
Вода холодила нижнюю губу Нереуса. Сделав последний глубокий вдох, лихтиец нырнул и закрыл глаза.
Время остановилось.
Жгучая боль разрывала грудь.
Не выдержав, раб приоткрыл рот и солёная вода хлынула внутрь.
Нереус услышал свой собственный немой крик. Его окутала кромешная тьма. И наступило безмолвие…
Мэйо проснулся на рассвете. Поглядел на пустую лавку и сглотнул комок горечи.
Поморец не держал зла на сбежавшего раба. То, что страх прогнал его, было понятным и логичным.
Нобиль вздохнул. Как теперь они станут смотреть друг другу в глаза? Как можно дружить с напугавшим тебя до икоты монстром?
