Нереус начал краснеть, слушая это бесстыдное враньё.
Старики вновь переглянулись.
– Конечно, мы рады принимать тебя, – заулыбалась Апайо.
– В каком часу… – её муж лихорадочно шарил по столу. – Нужно прибыть за холм?
– Так ровно в полночь.
– Рубины говоришь?
– Иных камней не принимает.
– Занятно, – старик трясущейся скрюченной пятерней сунул в рот куриное бедро. – Вот знать бы раньше… Отсюда ведь рукой подать!
– Вообразите, как я удивился! – хмыкнул Мэйо. – Жрецы, хвала Богам, ещё способны явить нам чудо! Как в прежние года…
– Да, – подхватил старик. – Раньше было лучше!
– Не смею больше утомлять, – нобиль поднялся. – Великолепный ужин! Я счастлив. Отбываю на покой. Раб, помоги раздеться!
Нереус метнулся за хозяином красный от возмущения.
Завесив дверь, он сердито прошептал:
– Ты с ума сошёл?
– Да. И тебе о том известно.
– А если обман раскроется?
– Можешь не участвовать и пропустить всё веселье. Я справлюсь сам.
– Прости, но как тебе не стыдно. Красть у несчастных стариков.
– Которые родню свели в могилы. Пытались жульничать на рынке в Тарксе. И скоро сами отдадут концы на радость всем соседям. Чуть не забыл: я красть не собираюсь, я обменяю их рубины на мои безделицы.
– Мэйо!
– Встречаемся на выгонах. Я вылезу в окно, ты жди там наготове.
– Как скажешь. Но я не одобряю.
– Повеселее! У нас пари. Забыл?
Понимая, что спорить бесполезно, Нереус направился к выходу:
– Одно мне непонятно. Где ты возьмëшь девицу?
Глава четырнадцатая
В сгустившейся темноте им удалось незамеченными покинуть земли стариков, обогнуть холм и спуститься к озеру.
– Искупаемся! – предложил Мэйо. – До полуночи ещё долго.
– Ты не боишься прогневать Богов и духов?
– Я – их родня. И буду веселиться, пока хватает сил! Наперегонки?
Парни разбежались, толкнулись от берега и бросились в воду, подняв сотни мелких брызг. Прогретая за день, она казалась тёплой, как парное молоко.
Нереус вынырнул почти сразу, а Мэйо проплыл немного и, фыркая, помахал другу рукой.
–Хо-ро-шо! – сказал нобиль, ложась на спину.
– Да-а-а… – откликнулся геллиец.
Яркие звёзды и высокие деревья отражались в озёрной глади, словно в зеркале.
У противоположного берега стелилась белая дымка тумана.
Купались, как в детстве: до мурашек, посиневших губ и стучащих от холода зубов.
Одевались торопливо, роняя туники из непослушных пальцев.
– Спрячь коней за холм, – попросил Мэйо. – А я пока разберусь с вещами.
Поморец разжëг небольшой костёр и расчесал волосы гребнем. Затем втëр в голову благоухающее масло. Блестящие локоны завились в мелкие кудри.
Нобиль не пожалел духов, облив ими шею, грудь и промежность.
Поставив перед собой бронзовое зеркало, Мэйо достал шкатулку, в которой хранился набор космета.
Толчëным мелом парень быстро выбелил лицо, нанес тени на веки и виски, зачернил брови и ресницы.
Дополнив образ яркой помадой и блеском из рыбьей чешуи, наследник сара Макрина разразился смехом.
Как ни старалась Виола походить на мужчину – она безнадëжно проигрывала это странное соревнование.
Досконально изучивший повадки женщин Мэйо с лёгкостью подражал им даже в искусстве украшать себя.
Убрав подальше всë лишнее, он прикрылся несколькими слоями дорогой ткани, повесил на спину церемониальную маску и стал наигрывать на дудочке незатейливую мелодию.
Вскоре вернулся Нереус, привлечëнный светом костра и чарующей музыкой.
Раб удивлëнно разглядывал незнакомку, опасаясь подходить ближе.
– Это какое-то колдовство? – настороженно спросил геллиец.
– Колдовство, – ответил Мэйо игривым тонким голосом.
– Хозяин?
Осмелев, невольник сделал пару шагов:
– Скажи мне: это ты?
– Ах, не скажу! Приподними вуаль.
Лихтиец двумя пальцами дотронулся до края ткани, отвëл её в сторону:
– Виола?!
Нереус успел заметить кокетливо изогнутую руку, глаза с пушистыми ресницами, знакомую улыбку…
– Как такое возможно?! Где Мэйо?! То есть… Я хотел сказать: мой господин…
– А разве он нам нужен? Ну, не робей же! Обними меня!
Мысленно проклиная непонятное поморское колдовство, раб обхватил девушку руками, прижал к груди и…
За миг до того, как Мэйо согнулся от хохота, геллиец понял, что жестоко ошибся.
Нобиль оттолкнул его, заливаясь смехом:
– Пусти, развратник! Я не готова к ласкам! Проклятье, Мерт тебя возьми! До слëз смешно! А мне бы поберечь ресницы!
– Ты выкрасил лицо! – возмутился невольник.
– И что с того? Виола может бегать в чужих тряпках, а значит, и мне для дела – не зазорно. Чтоб утереть ей нос, я б вырядился даже крокодилом!
– Но где ты научился?!
– Я видел много раз всю процедуру. При маме вечно два раба-космета. Поспрашивал у них. И кое-что запомнил.
– Невероятно!
– Пришёл наш час. Укройся. Скоро пожалует достопочтенный Дряблый Корень!
– Мэйо!
– Укройся. Не мешай веселью.
Поморец глянул на звëзды, определяя который час, и вновь занялся музицированием.
Старика он услышал задолго до появления того на поляне. Кряхтя и охая, почтенный отец семейства лез через кусты на свет костра.
Будь с ним сопровождающий помоложе и повнимательнее, наверняка заметил бы и примятую лошадьми траву, и следы мужских сандалий в мягкой почве.
Но старик, державший над головой факел, а в другой руке – мешок с дарами, глядел только вперёд.
Приблизившись к поляне и увидев на камне нарядно одетую нимфу, он восторженно выдохнул:
– Диво! Не обманул, шельмец!
– Признаюсь, я ждала другого, – чарующим голоском сообщила нимфа, – красавца Мэйо молодого. А отчего ты, Фамб, невесел? Иль позабыл усладу чресел?
– Имя моё знает! – под нос пробормотал старик.
– Я знаю всех людей в округе. Откройся мне, словно подруге: за что же терпишь ты лишения и просишь у Богов прощения?
