Нереус терпеливо ждал хозяина в углу, не желая укладываться в постель.
Заметив поморца, раб поднялся ему навстречу и сложил руки в жесте покорности:
– Мой господин…
Нобиль опустил тëплые ладони на ободранные в драке пальцы геллийца:
– Встречай меня не как господина, а как друга.
Меченосец обнял улыбающегося нобиля:
– Прижал бы крепче да рëбра ноют. Присаживайся. Выпьем, если не побрезгуешь глиняной посудой.
– Лучше пить из глины с честными людьми, чем из золота в окружении лжецов, – Мэйо плюхнулся на лавку. – Как твоë здоровье?
Нереус усмехнулся, сверкнув зубами:
– Ты оказался прав. Уделал меня гладиатор, как щенка. Пожалел мою глупость и уступил победу.
– Не огорчайся. Ты доказал свою храбрость и преданность. А главное – остался жив. Последнее, чего бы я хотел в Силладе – оплакивать твою кончину.
Нереус удивлëнно приподнял брови:
– Ты стал бы плакать по мне?
– Да.
Островитянин посмотрел в чëрные глаза собеседника и понял, что тот не врëт.
– Брось! – рассмеялся Нереус. – Ни один благородный не склонится перед надгробным камнем раба!
– Я бы сделал это.
– Ты войдëшь в историю!
– Надеюсь, мы войдëм в неё вместе. И хорошенько отымеем, как продажную девку!
Невольник рассмеялся, положив руку на правый бок:
– Сумасшедший, тебя ведь слышат Боги!
– Пусть чаще промывают уши.
– Всë получилось, как ты хотел?
– Даже лучше. Я оставлю дом Косме и Йине. При умелом подходе он принесëт хорошую прибыль. Ещë хочу вложить деньги в это заведение. За скромный процент от выручки.
– Не знал, что ты разбираешься в подобных делах.
– Нереус, мой отец – градоначальник главного поморского города и второго по величине порта на южном побережье. Так вот, если тебе кажется, что я умею только бездумно сорить деньгами – это заблуждение.
– А тот гладиатор, с которым я бился, – меченосец покрутил в руке кубок, – теперь тоже принадлежит тебе?
– Угу. Парня зовут Векос, если ты запамятовал.
– Хочу попросить… Выпусти его из подвала и прикажи снять колодки.
– Уже приказал. Мы с ним приятно пообщались, обсудили ваш бой, немного поболтали на отвлечëнные темы. К слову, он похвалил тебя как воина и как искусного ритора.
– Правда?
– Извини, что не утерпел и заранее вызнал все вкусные подробности. Я любопытен. Это моя слабость.
Геллиец решился осторожно спросить:
– Ты не будешь принуждать его драться в яме?
– Нет. Он проявил милосердие и заслуживает лучшей доли. Я дам ему возможность осуществить давнюю мечту – вернуться к семье. Не хочу разрушать созданный тобой миф о добрых богах.
– Я сказал так, как думал.
– Нисколько в том не сомневаюсь.
– Что с подлецом Ливием?
Мэйо прищурился:
– Хотел подать на меня жалобу, но я напомнил местным отцам города про яму и его претензии были отклонены. Кажется, он отправился к дальней родне, живущей где-то в окрестностях. Будем надеяться, что его приютят.
– Как это пережила госпожа Виола? – смущëнно спросил меченосец.
– Отбыла развлекаться с Като и Канной. Я дал слово не мешать им. Подыщу момент получше и во всех красках распишу сестре твои подвиги!
– Не надо, – опустил голову Нереус. – Я ничего такого не сделал…
– Ты сражался с именем любимой на устах. Какой сюжет для трагедии! Я мог бы изложить эту историю в стихах, прославив твоë имя на всë Поморье. Только представь: «Геллиец и тлания»! Одно название будоражит умы, волнует сердца!
– Не надо, – повторил островитянин. – Меня потом дома камнями побьют.
– Любовь не ведает границ!
– Если это так, почему ты не увезëшь Виолу в Эбиссинию? У них разрешены браки между братьями и сёстрами. По крайней мере, для знатных семейств.
– Я уже говорил тебе, что мы с ней очень похожи. Мне нравятся девочки. Ей нравятся девочки. Я хочу, чтобы окружающие уважали мой выбор, и стараюсь уважать выбор других. Особенно – близких мне людей.
– Ага, – буркнул раб. – Только не упускаешь случая напомнить мне о традициях Парты, к которым я не имею никакого отношения.
– Нереус, ты с горящими от вожделения глазами полез в яму, где потный голый парень, обмазанный маслом, лапал тебя за все места на глазах у десятков людей. Только не говори мне, что это другое.
– Это другое. Спорт. Понимаешь?
– Геллийский спорт, – насмешливо хмыкнул Мэйо.
– Это демонстрация уверенности в себе и презрения к смерти.
– Что мешает презирать смерть хотя бы в набедренных повязках?
– А что плохого, если воин гордится своим крепким, хорошо сложенным телом не меньше, чем красивой броней?
– Геллийство!
– Эстетика.
– Геллийство. И оскорбление воинов с менее красивой броней.
– Думай, что хочешь.
– Я думаю, надо ещë выпить, – нобиль помахал рукой Лауре. – Красавица, разбавь вино не более, чем на треть! Иначе я буду слишком трезв и проиграю спор!
– Мэйо, – примирительно сказал Нереус. – У тебя мешки под глазами больше, чем у меня синяки. День был долгим и непростым. Дай телу отдых.
– У меня полный дом веселящихся гостей. Еле сбежал от них. И желудок болит после сонной отравы. Вряд ли в ближайшее время я смогу хорошо отдохнуть.
– Прими обезболивающее и заночуй здесь. Я посторожу твой покой.
– Если болезнь сожрëт меня до рассвета, утром ты прольëшь по мне хотя бы одну слезинку?
– Что? – искренне удивился островитянин.
– Прольëшь или нет?
– Да. Пролью. Доволен?
– Я принял решение не возвращаться в Таркс. Мы арендуем корабль и поплывëм в Рон-Руан. Я. Виола. Като. И ты.
– Хорошо. Если тебе так угодно.
– Теперь можешь уложить меня спать.
Нереус отвëл молодого хозяина в каморку с низким потолком:
– Располагайся. Тут лучше, чем может показаться на первый взгляд.
– Прошлой ночью я снова видел нечто. Живую тень. Крупную. И жуткую, словно трëхголовый Пëс Мерта.
– Не бойся. Я буду защищать тебя и от живых, и от мёртвых.
– Она не пыталась напасть. Просто лежала рядом.
