– Прекратите! – потребовал Десейн.
И сразу вспомнил озеро и сиплый женский голос, который произнес: «Мы можем помочь ему только в одном». А потом – голос Дженни: «Но мы же так и делаем!»
– Вам необходимо выработать навыки понимания того, что объекты не существуют сами по себе, и структура всех объектов мышления зависит от условий, в которые мы их ставим, – сказал Пиаже. – Тогда вы сможете понимать относительный характер само-существования, а также относительную истинность всего, что воспринимаете. Вы способны на это, я же вижу! Ваши догадки по поводу тех агрессивных действий, что были предприняты…
– Прекратите немедленно! Какого черта вы давите…
– А кто давит? – удивился Пиаже. – Ведь именно вы так заинтересованы в том, что я говорю, и в том, чтобы я продолжал…
– Черт бы вас побрал! Хватит.
Доктор молча смотрел на Десейна.
Тот бормотал:
– Эйнштейн… относительность… абсолют… интеллектуальная энергия… феноменология…
И вдруг замолчал, пораженный той скоростью, с какой его сознание принялось обрабатывать поступившую информацию – такую скорость оно продемонстрировало лишь однажды, когда его «Кемпер» мчался к разобранному мосту, и он искал варианты спасения.
Это был настоящий интеллектуальный спринт, охота за подводными лодками, только в уме. Успех зависел от того, сколько блоков информации ты активизируешь, а также как скоро и в каких комбинациях они оказываются связанными.
Так же быстро, как пришло, ощущение исчезло, но Десейн никогда в жизни не чувствовал себя таким потрясенным. Причем этот взрыв интеллектуальной активности был продиктован не опасностью…
Я хожу узкими тропами, понял он и с удивлением посмотрел на Пиаже. В словах доктора было гораздо больше содержания, чем казалось на первый взгляд. И что, все сантарогийцы мыслят именно так? Десейн покачал головой. Невероятно.
– Могу я уточнить детали? – спросил Пиаже.
Десейн кивнул.
– Мышление, которое учитывает условия, определяющие сущность объекта, подразумевает наличие взаимного уважения между тем, кто думает, и тем, о ком думают. Сравните эту логику с тем рыночным подходом, какой исповедуют люди, пославшие вас шпионить за нами. Оценивая сантарогийцев, они исходят из своих представлений – все продается и покупается. Большей глупости и представить нельзя.
– Насколько быстро вы способны думать? – спросил Десейн.
– Настолько, насколько это необходимо.
Насколько необходимо, подумал Десейн.
– Могу я продолжать? – спросил доктор.
И вновь Десейн кивнул.
– Как было замечено, пик нагрузки на городскую канализацию приходится на моменты сбоев в работе телевизионных станций – элементарный факт, он становится очевидным при первом рассмотрении. Но от этого элементарного факта лишь один короткий шаг к установке в канализационных системах измерителей потока, которые давали бы точные показатели популярности той или иной программы. Не сомневаюсь, что это уже делается. Ведь это так очевидно! А теперь подумайте хотя бы мгновение, как относятся люди, замечающие это, к тем, кто не видит очевидного.
Вот в чем причина столь явной холодности сантарогийцев к людям внешнего мира! Как вы относитесь к подобным себе? С уважением? Или используете их базовые функции и ресурсы в собственных интересах? Внешний мир все в большей степени представал перед Десейном как мир раздражающей пустоты и притворства. Он понял, что начинает видеть все вокруг себя как настоящий сантарогиец. И в этой мысли звучали победные нотки – ведь именно это было важнейшим условием успеха в той работе, которую он был послан исполнить.
– Нет ничего удивительного в том, – произнес Пиаже, – что квадратичный закон Ланчестера, разработанный применительно к военным действиям, используют в рекламе или политике, причем не конвертируя при переходе из одной сферы применения в другую, хотя каждая из них имеет свой модус концентрации и уязвимости. Математика дифференциальных уравнений и теория вероятности применимы везде, вне зависимости от характеристик поля боя.
Армия, подумал Десейн. Он сосредоточил взгляд на движущихся губах доктора, удивляясь, как Пиаже удалось так ловко поменять тему и углубиться в совершенно иную область. Сделал ли он это намеренно? Они говорили о скрытой жизни долины Сантарога, о ее страхах…
– Вы дали мне пищу для размышлений, – сказал доктор. – Я должен оставить вас на время и решить, удастся ли мне выйти с чем-нибудь конструктивным. Он помолчал и продолжил: – Около вашей кровати есть звонок. Медсестры находятся не на этом этаже, но в случае экстренной необходимости появятся тут достаточно быстро. Они будут заглядывать к вам. Хотите что-нибудь почитать? Могу прислать.
С чем-нибудь конструктивным? Что он, собственно, имеет в виду?
– Как насчет нескольких номеров местной газеты? – спросил Пиаже.
– Бумагу и ручку, – попросил Десейн и, поколебавшись, добавил: – И, конечно, газеты.
– Отлично! Похоже, вы восстанавливаетесь. Только не перетрудитесь.
Вскоре в комнату вошла рыжеволосая медсестра. Она принесла Десейну пачку газет, разлинованный блокнот и темно-зеленую шариковую авторучку. Положив все это на ночной столик, медсестра спросила:
– Может, поправить вам постель?
– Нет, спасибо!
Десейн вдруг отметил – сестра удивительным образом похожа на Эла Мардена.
– Вы Марден? – поинтересовался он.
– Какие еще будут открытия? – усмехнулась она и вышла.
Ну и черт с тобой, подумал Десейн.
Он взглянул на пачку газет и вспомнил, как рыскал по городу в поисках редакции. Теперь же газеты оказались в его распоряжении с такой легкостью, что потеряли свою привлекательность. Десейн спустил ноги на пол, почувствовав, что колени окрепли.
Внимание его привлекла коробка с едой. Он открыл ее, нашел банку яблочного пюре и быстро съел – пока Джаспер не выветрился. Поглощая пюре, Десейн надеялся, что вернет ту ясность и скорость мысли, которую испытал на мосту и – совсем недавно – при разговоре с Пиаже.
Пюре подавило чувство голода, вызвав легкое беспокойство, не более. Неужели эта еда так быстро утрачивает свои особые качества? Или ему каждый раз нужно все больше и больше? А может, он уже вполне адаптировался?
Окончательно попался на крючок?
Десейн помнил, как, прижимаясь к нему, его упрашивала Дженни. Горючее для интеллекта. Так какое же открытие, черт побери, сделала Сантарога?
Десейн посмотрел через окно на окружающие долину холмы. Где-то за ними, вероятно, горел огонь, и дым спиралевидными полосами поднимался в небо. Неожиданно его посетило странное, почти мистическое ощущение. Дым, поднимающийся над невидимым костром, показался ему зовом из его собственного, далекого, генетического прошлого. В этом ощущении не было страха. Напротив, он почувствовал, что воссоединяется с некоей частью своей индивидуальности, оставшейся в далеком детстве, покров которого когда-то был с него сброшен – навеки и безвозвратно.
