– Хотелось бы, чтобы мне улыбнулся Господь Бог.
– Если он случайно не Госпожа, он тебе скорее уж подмигнет, – заметила Ким.
– Или прикончит, – вставила Марселла. – Нет, правда, почему мужчины так ненавидят женщин? Столько в языке всяких слов для выражения этой ненависти. Сука. Шлюха. Слово на «б». Прямо как тот затертый пример про снег в языке эскимосов. Но вопрос «почему» поднимать не принято. Бен и Тад, я к вам обращаюсь.
– Да ладно, Марселла, лично я не женоненавистник, – сказал Бен, вскинув руки. – Меня можешь не спрашивать.
– И меня тоже, – присоединился Тад. – Я чаще всего типа так говорю: «А почему, засранец, я обязан быть с тобой одного пола?» Это как иметь родственника-придурка, да еще и с той же фамилией.
– Фейт говорит, мужчины просто боятся женщин, – заметила Бонни. – В этом причина всего.
– Верно, – подтвердила Эвелин. – Она как-то высказала это по телевизору, когда выступала с этим писателем-болваном. В семьдесят каком-то году.
– Мы с Эвелин обе были среди зрителей в студии, – добавила Бонни. – Потом пошли все вместе есть фондю. Вы по большей части вообще без понятия, что это за штука, но тогда фондю было в большой моде.
– Использованные вилочки повсюду валялись, – подтвердила Эвелин. – Она еще сказала, чего именно боятся мужчины, но я не помню, чего именно.
– Неважно чего, – сказал Бен. – Уверен, что она сказала правду. Мужчины знают, что женщины держат нас в своих руках. Видят насквозь…
– Вот именно, ты на обед ел гамбургер, – объявила Бонни, и все рассмеялись.
– …и поэтому знают, что внутри у нас куча дерьма. При этом на главные должности назначают именно нас, женщины это знают, а мы знаем, что вы это знаете, так что мы, видимо, ненавидим вас потому, что у вас есть на нас компромат. Вы – очевидцы преступления.
Грир слушала и думала: жаль, что во всем этом не участвует Зи. Потом вспомнила, почему Зи не участвует, и ощутила доселе незнакомый острый укол совести. А еще она подумала о том, что Бен – просто мечта молодой феминистки, такой симпатичный, сам на стороне женщин, вовсе их не боится. К Кори это описание тоже подходит. Бен прижался ногой к ее ноге – видимо, неосознанно. Другой ногой она, кажется, прижалась к Марселле. К Марселле в этой ее короткой юбочке, в колготках, на каблуках. Марселла Боксман выглядела так, будто работала не в «Локи» и не в «Шрейдер-капитал», а в журнале «Вог». Грир до определенной степени сознавала, что завидует тому, как Марселла идет по жизни. Марселла сумела заинтересовать собой Бена, выжила после замечания Фейт и, скорее всего, когда-нибудь станет так или иначе главенствовать над другими. Здорово, что первая конференция посвящена именно главенству – Марселла наберется знаний о том, как поскорее осуществить неизбежное.
Все смеялись, в дальнем конце зала стало совсем жарко. Грир перевозбудилась, а разговор сделался громким, все громче, потом перевалил через пик, все впали в задумчивость, ощутили усталость. Новых бокалов не приносили, вечер определенно подходил к концу. У Бена и Марселлы явно намечено продолжение, подумала Грир: они поедут домой, в одну из постелей. Интересно, а остальных кто-то ждет дома? Грир тут единственная, кто вернется в пустую квартиру?
– Пора сваливать, – заметила Хелен.
Все достали кошельки, вытащили деньги, но тут кто-то произнес отрывисто: «Фейт» – само по себе это ничего не значило, поскольку имя Фейт упоминалось в их кругу постоянно, было биением сердца, раскатистым бульканьем в кулере. Грир подняла глаза и увидела, что Фейт направляется к их столу. Кошельки тут же скрылись в сумках и карманах – похоже, вечер еще не закончился.
– Фейт, сюда! – позвала Бонни.
В дальней части зала несколько человек подняли головы, начались перешептывания. Все улыбались, кто-то одобрительно произнес: «Фейт ФРЭНК!», а потом разговоры возобновились. Это Нью-Йорк, где знаменитости пьют с тобой из одного корыта – а по большому счету Фейт была не столь уж крупной знаменитостью. Сдвинутые длинные столы были забиты до предела, но тут все сдвинулись еще теснее, Грир еще плотнее притиснули к Бену – она даже чувствовала ключи у него в кармане. Фейт села напротив Грир, и перед ней почти сразу же появился мартини: бокал красиво запотел и покрылся каплями, сверху – пирамидка оливок на шпажке.
– Вот уж спасибо большое, – сказала Фейт. – Мир огромен, но если в нем есть места, где знают, какие напитки вы любите, значит, жизнь удалась.
С ней непринужденно заговорили, при этом никто не старался ее монополизировать. Грир заметила, как Фейт перемещается вокруг стола, не трогаясь при этом с места, напоминая лицо на картине, которое смотрит всегда на вас, где бы вы ни стояли. Каждому она говорила по несколько слов, на каждого обращала приязненный или смешливый взгляд.
Грир разговаривала с Ким, когда Фейт вклинилась в их разговор. Ким рассказывала, что между сотрудницами крупных корпораций не всегда складываются любезные отношения.
– Есть у нас наверху одна такая, имени называть не буду, – говорила Ким. – В ВК шарит отлично, но другим сотрудницам постоянно хамит. Я вечно про нее слышу истории. Я как-то ехала с ней в лифте, так она стоит, смотрит на дверь – и ни слова, даже не поздоровалась, а мне так и хотелось ей сказать: да, конечно, я всего лишь ассистентка, но вас никто не учил правилам вежливости? Я прекрасно понимаю, вам все время страшно, потому что вас запугали. В вашу профессиональную область женщин допущена лишь жалкая горстка, чтобы они чувствовали: туда впускают поштучно. Поэтому вежливость к другим женщинам для вас – непозволительная роскошь.
Суки, подумала Грир. Зи так называла женщин, которые ненавидят других женщин. Вспомнила, что Зи как-то раз пела песню, в которой было это слово.
Фейт вдруг произнесла:
– Ну как, Грир, завели тут знакомых? Обосновались?
Все дело в выпивке, в обстановке – так она думала потом. Все дело было в выпивке, в позднем часе, в этом совпадении: в тот момент Грир как раз подумала про Зи; впрочем, она вообще много думала про Зи на этой неделе, из-за письма. Ким отвернулась, заговорила с Иффат и Эвелин, давая Грир возможность пообщаться с Фейт; Бен, сидевший по другую сторону от Грир, беседовал с кем-то за соседним столом. Никто их не слушал.
– У меня есть подруга, которая очень хочет у вас работать, – внезапно произнесла Грир, едва ли не шепотом. – Она просила передать вам письмо, в котором рассказывает о себе. Вы ее тоже видели у нас в колледже.
– А, – сказала Фейт.
– Но, если уж быть с собой совсем честной, сама-то я знаю, почему до сих пор вам его не отдала.
– Ну и?
– Видимо, мне просто не хочется, чтобы она здесь работала.
– Она не справится?
– Я уверена, что она прекрасно справится. Она активистка. Очень самоотверженная. Плюс это она тогда мне про вас рассказала. Замечательная девушка. Просто мне почему-то не хочется всем этим ни с кем делиться. Хочется приберечь для себя.
