– Да ты совсем спятила?! Ты что, идиотка? Похоже, вокруг меня одни идиоты!
– Я не могу давать показания, Фрэнк. – На большее Мишель не хватило. Спроси же, почему не могу! Боюсь? Расстроена? Скажи, что невиновен. Заставь меня снова поверить, Фрэнк!
Мишель ожидала расспросов, клятв, даже слез и объятий. Она готова была признать, что все еще его любит, хотя ей трудно было бы сейчас произнести слова любви вслух. Но, уж конечно, она не была готова к тому, что произошло через несколько мгновений.
– Заткнись! – рявкнул Фрэнк. – Начхать мне на твои нервы и мигрени! Завтра ты появишься в суде, и точка!
Всем телом подавшись вперед, он ткнул кулаком в плечо жены. Удар оказался настолько мощным, что Мишель потеряла равновесие и слетела со стула. Угол стола, казалось, ринулся навстречу ее щеке – и миг спустя Мишель лежала ничком на полу, прижавшись разбитой щекой к усыпанному стеклянной крошкой паркету. Она не шевелилась. Все чувства умерли. Щека горела диким огнем, в виске застучало, правый глаз заволокла пелена.
Сколько раз за годы супружества Фрэнк прикасался к ней – с любовью, страстью, нежностью, желанием, – но никогда с желанием причинить боль. Даже в гневе он ни разу не позволил себе поднять на нее руку, и Мишель была уверена, что Фрэнк на насилие не способен. Что ж, это не первая и не единственная ее ошибка…
Мишель с трудом подняла голову и села, чувствуя, как что-то теплое стекает по щеке к подбородку. Правый глаз начал заплывать, но алые пятна на полу Мишель увидела. Она приложила ладонь к щеке, потом поднесла к глазам. Вся в крови, даже подушечки пальцев.
Фрэнк шагнул к ней. Снова ударит? Пнет ногой? Поможет подняться? Мишель не двигалась. Пусть хоть застрелит, ей все равно…
Фрэнк упал на колени рядом с женой:
– Боже! Боже правый! Ты поранилась! Ударилась о стол! – бормотал он, как будто винил мебель в несчастье Мишель. – Срочно нужно к врачу. Пусть зашьет или…
Опустив глаза, Мишель следила за расплывающимися по половицам каплями. Интересно, сколько раз я мыла этот пол? Да ты и впрямь идиотка. Вопроса важнее не нашлось?
Фрэнк метнулся к раковине и снова присел рядом, пытаясь сделать компресс из намоченных бумажных полотенец. Мишель дернулась, совсем как недавно Дженна, но Фрэнк заставил ее взять в руки холодный мокрый ком. Мишель сама приложила его к щеке, равнодушно взглянула на пропитанную кровью бумагу и уронила ком на пол.
Протянув ей другой, Фрэнк наклонился, чтобы рассмотреть рану. Взгляда жены он старался избегать.
– Ничего страшного, Мишель. Просто царапина, но глубокая. В «Скорую» нужно поехать. Вставай.
– С тобой я никуда не поеду. – Мишель сильно мутило, но она заставила себя подняться и вышла из кухни, приложив компресс к вспухшему веку.
ГЛАВА 32
Вопросам Энджи и ответам Джады, казалось, не будет конца. Сколько уже длится эта генеральная репетиция? «Сутки как минимум», – решила Джада. Не сутки, конечно, но ради «прогона» слушаний ей пришлось пропустить и работу, и утреннюю прогулку с Мишель. Плохо и то и другое. Прогулка ей сегодня была нужна как никогда. Странное дело – Мишель не стала возражать.
– Я сама собиралась тебе позвонить, – сказала она. – Что-то у меня сегодня настроение не то.
Джада удивилась и встревожилась. В любой другой день она непременно постаралась бы узнать причину, но сегодня у нее голова шла кругом от собственных переживаний.
«Репетиция слушаний ничем не отличается от театральной, – думала она, сидя через стол от Энджи в ее крохотном кабинете. – Собственно, судебный процесс и есть спектакль… в некотором роде. В суде, как и в театре, реальность не имеет значения; здесь важно лишь, чтобы ощущение реальности оказалось у одного-единственного, чужого ей человека – судьи Арнольда Д. Снида.
За все эти долгие часы они с Энджи обговорили массу деталей, отрепетировали ответы Джады на возможные вопросы Крескина. Энджи не раз и не два предупредила Джаду, все порывающуюся «кое-что уточнить», чтобы та не добавляла ничего лишнего.
– Имей в виду, тебя могут подвергнуть перекрестному допросу на любую тему, – сказала Энджи. – Я, конечно, не допущу некорректных вопросов, но на все прочие у тебя должен быть заранее подготовленный ответ. Самодеятельность здесь недопустима. Судье предстоит на месте отделить зерна от плевел и решить, кому отдать опеку. А времени на сбор компромата против Клинтона у нас крайне мало. Жаль, не удалось отсрочить слушания. Этот Крескин и впрямь жук, как сказал Майкл. Настаивает на срочности дела «ради детей» – и все тут.
Джада слушала внимательно, молча кивала, и работа продолжалась. Сорок минут – перерыв «на кофе», хотя никто из них кофе не пил; еще сорок минут…
– Позвоню-ка я, пожалуй, в банк, – наконец буркнула Джада. Мало ей других забот, так приходится еще и врать насчет отлучек с работы: не станешь же выкладывать Маркусу кошмарную правду. – Знаешь, что самое смешное? – спросила она, поднимая глаза на Энджи.
– Я много чего смешного знаю. Можешь добавить к списку.
– Самое смешное, что мой муж…
– Твой будущий бывший муж, – точь-в-точь как не так давно Натали, поправила Энджи.
Джада кивнула:
– Именно. Мой в очень скором будущем экс-муж пытается доказать, что я плохая мать, поскольку я слишком много работаю, в то время как мой босс, скорее всего, считает меня плохим работником, поскольку я слишком много времени уделяю детям.
– Хо, хо, хо! Вот уж ирония судьбы, Джада! – театрально съязвила Энджи. – Тебе не кажется, что все начальники и мужья думают точно так же?
– Наверное. Так можно мне позвонить?
Анна продиктовала длинный список сообщений, большинство из которых могли подождать до завтра. Джада уже собиралась распрощаться, когда секретарша подпустила сиропу в голос:
– Ой! Не знаю, важно это или нет, но мне кажется, звонила Мишель Руссо. Я думаю, что это была Мишель, хотя она не назвалась.
– Благодарю, – ледяным тоном произнесла Джада, швырнула трубку и тут же набрала номер Руссо. – Мишель? – неуверенно спросила она, услышав на другом конце чужой голос.
– Прости, что позвонила на работу. Очень не хотелось, но мне…
– Понятно. – Господи, что могло случиться, чтобы Мишель, проглотив гордость, обратилась к Анне? – Ты что-то хотела?
– Когда вы с Энджи закончите?
– Не знаю. Через час?.. – Джада взглянула на Энджи, и та кивнула.
– А потом? С детьми встречаешься?
– Да. Старших заберу прямо из школы, но к шести они должны быть в Йонкерсе. В чем дело-то?
– По телефону не могу, – свистящим шепотом отозвалась Мишель. – Понимаешь… мне нужно попросить тебя о большом одолжении. Громадном! Я пойму, если ты откажешься.
