– Май? – снова позвал он, пытаясь выдернуть меня из прошлого, а я аж взвизгнула:
– Тебе было восемь!
– Девять, – терпеливо поправил он.
– А мне пятнадцать!
– Не накручивай, всего тринадцать! – Никита причмокнул губами и принялся разминать пальцами в уголках глаз. Я в это время судорожно подсчитывала возможную разницу в возрасте, и только тогда удалось толком успокоиться.
– И вообще… ты зачем… – я прямо-таки задохнулась возмущением. – Ты зачем отрезал мою косу?!
– А ты почему была такой красивой и неприступной? – атаковал вопросом Никита и при этом выразительно округлил глаза. Вроде как я была в чём-то виновата.
– И платье поджог… – продолжила ябедничать я, будто он мог взять за ухо того восьмилетнего Завьялова.
– А нечего было задаваться! – вместо этого хмыкнул Ник, и я скрестила руки на груди.
– Хулиган и агрессор! – выкрикнула я обвинение, не имея других аргументов.
Никита при этом довольно рассмеялся и бросил на меня хитрый взгляд исподлобья.
– А ты была слишком хорошенькой, чтобы просто пройти мимо.
– И ты ничуть не изменился! – вызывающе упрекнула я. Никита с серьёзным видом возразил:
– Глупости. Прежде я был так себе тип, ну а теперь просто невыносим!
– И моя бабушка после всего ещё и угощала тебя пирогами! – запричитала я, а он не сдержался и заржал:
– Она была мудрой женщиной и вовсе не угощала, а прикармливала, чтобы я точно знал, куда возвращаться.
– Завьялов? – устало позвала его я, и Никита с готовностью посмотрел на меня. – Ты хоть понимаешь, что, знай я всё это раньше, ни о чём вот этом, – я со значением замолчала и окинула выразительным взглядом сарай, стог сена, в котором мы устроились и… собственную наготу. – Ты хоть понимаешь, что ничего этого бы не произошло?
– Май, но ведь уже произошло.
– Уже – да!
Он протянул ко мне руку, которую я не успела оттолкнуть, подался вперёд, замерев в сантиметре от губ.
– А я знал, что в душе ты чуткий и замечательный человек, – прошептал он и поцеловал меня. Целовал и пробовал новые оттенки вкуса. – Мир? – заглянул он в мои глаза.
– Завьялов, ты – негодяй! – от всей души заявила я, но не отказалась от очередного поцелуя, который, к слову, вдруг показался особенно сладким.
Но магия ночи таяла слишком быстро, и совсем скоро мне пришлось отвечать на неудобные вопросы вместо того, чтобы нежиться в тёплых объятьях.
– Значит, ты сбежала от родителей? – после недолгих раздумий выдал Никита.
– Скорее, от излишнего внимания и заботы. Почему-то окружающие считают, что лучше меня знают, как жить правильно.
– Это и неудивительно, ведь ты девочка.
– Ты хотел сказать «тряпка и мямля»? – чуть более категорично обозвала я ситуацию. Никита погладил меня по плечу, остужая пыл.
– Заботиться о девочках – это нормально, – пожал он плечами, не принимая мою позицию, правда, тут же добавил: – Но я действительно не могу представить тебя мямлей. Впрочем, я в принципе не могу представить себе, что ты стала такой.
– Какой ещё «такой»?
– С тобой легко, Май.
Я не сдержалась и фыркнула.
– Сказал бы ты такую глупость кому из моего ближнего круга!
– Не представляю о чём ты.
– О том, что я грубая, замкнутая и близко к себе никого не подпускаю, – будто пожаловалась я. Никита удивился:
– Почему я этого не заметил?
– Потому что ты другой, – чуть раздражённо рыкнула я, а Никита щёлкнул мне по носу. – Что?!
– А ты не поняла? Дело вовсе не в тебе. Смени круг общения.
– Я уже сделала это. Сейчас.
– Майя, твой побег не более чем протест. Но пройдёт немного времени и придётся вернуться. И что тогда?
– Я успею надышаться свободой, – обнадёживая себя, я вздохнула.
– Свободой нельзя надышаться. Она и есть воздух.
– Не буду спорить, – уступчиво рассмеялась я, на что Никита покачал головой.
– А ведь могла бы.
– Скоро рассвет, – забеспокоилась я вместо того, чтобы вникать в смысл сказанных им слов. – Наверно нам стоит уйти отсюда до того, как деревня проснётся.
Раздумывая, он выпятил губы и в итоге согласно кивнул. Мы вместе поднялись, но спустился Никита один. Чтобы лишний раз меня не смущать, он забросил всё ещё влажные вещи на верхнюю ступень лестницы и отвернулся. Я натягивала одежду практически не глядя, и так же застёгивала мелкие пуговицы. Ник со своей футболкой и шортами справился заметно быстрее. А когда мы вышли, я увидела тот самый гараж, где не далее как вчера вечером сменила сарафан на удобные пляжные шорты. Глянула на Завьялова грозным взглядом, а он этому только рассмеялся и чмокнул меня в кончик носа.
– Куда идти? – спросил он, а я задумалась, ведь не имела понятия, где нахожусь в данный момент.
– Надо выйти на центральную улицу, – растерянно пробубнила я, не углядев рядом похожих строений.
Идти пришлось босиком и достаточно долго. Никита посматривал на меня с интересом и через один сдерживал обидные смешки, а я, хоть убей, не понимала, где нахожусь.
– Эта не та улица, – буркнула я, осознавая, что сориентироваться не получится.
– Но именно она центральная, – возразил Никита, и я была готова принять его сторону.
– Та улица тоже была широкой. Но магазина не было, – я с тоской посмотрела на белёные стены продуктового.
– А что было?
– Только дома. И церковь… – Я развела руками и снова осмотрелась. – Я знаю дорогу от реки и от остановки, которая на трассе.
– Предлагаешь прогуляться до трассы? – чтобы не рассмеяться в голос, Никита прикусил нижнюю губу.
– Я не знаю… Вот, куда ты меня завёл?!
– То есть я виноват?
– Нет, я так не сказала… – я принялась неуверенно отнекиваться.
– Ладно, ты фамилию помнишь, у кого снимала дом?
– Ты бы ещё про договор аренды спросил!
– Майя? – игриво позвал Завьялов, а я обиженно отмахнулась. – Май, а что ты знаешь?
– Да иди ты! Не смейся!
– Имя, номер дома, его цвет?
– Имя, – нехотя призналась я. – Баба Маня.
Никита, уже не сдерживаясь, рассмеялся.
– Сладкая моя, хорошая… Здесь через каждый дом можно встретить бабу Маню.
– Мария Степановна. Она бывшая школьная учительница, – возмутилась я его насмешкам, на что Завьялов закатил глаза и принялся смеяться громче.
– Май, – обнял он меня, без стеснения гладя по растрёпанным волосам, – а сразу ты не могла сказать, нет? Мы тогда на соседней улице были, а сейчас знаешь, сколько пилить обратно?
