Катя.
Что бы я ни делал, в каком месте ни находился, мои мысли неизбежно возвращаются к ней. Её образ занял всё моё пространство, заполнив мозг, грудную клетку и сердце до отказа. И даже не смотря на то, что её так невыносимо много, мне, кажется, всегда будет этого недостаточно.
Я так чертовски виноват перед ней за всё, что ей пришлось пережить. Меня не было рядом, когда она хоронила родителей, не было рядом, когда соседка отвозила её в детский дом.
Сможет ли она когда-нибудь простить меня за всю ту боль, которую испытала по моей вине, и продолжает испытывать до сих пор?
И всё же душа существует. Ведь сердце, как орган, не способно любить или ненавидеть, радоваться или печалиться, гордиться или испытывать стыд. На все эти чувства способна только душа, и вчера я в очередной раз ранил Катину.
Ни секунды не прошло с событий вчерашнее ночи, чтобы я не проклинал себя за свою слабость. Чувствую себя чёртовым ублюдком, практически изнасиловавшим самого дорогого мне человека. Не понимаю, где были мои мозги в тот момент, когда она кричала и вырывалась, умоляя меня остановиться.
Разум словно заволокло чёрной плотной пеленой, превратив меня в обезумевшего зверя, учуявшего запах самой заветной и желанной добычи.
И всё равно какая-то безумная, дикая часть меня продолжает торжествующе выть от осознания того, что первая в её жизни близость была со мной. И как бы я ни старался заглушить этот кличь, как бы ни ненавидел себя за то, какой жертвой досталась мне эта победа, росток этой мысли продолжает упорно просачиваться сквозь трещины сознания, пробивая себе путь наружу, снова и снова донося до меня осознание того, что эта девушка должна принадлежать мне.
Первый поцелуй, первая близость, первый секс. Во всём у своей девочки я буду первым и последним. Но только не так. Не как вчера, не ценой её боли и слёз. Мне не нужно её тело, просто как факт обладания. Я так маниакально жажду её любви. Зверею и схожу сума от того, что не могу добиться от неё взаимности.
Я понимаю, что сам виноват в том, что она отталкивает меня. Надо было давно сказать ей о том, что чувствую. Боялся. Как последний трус боялся того, что она не поймёт, сбежит, отгородится. И чего добился в итоге? Именно того, чего больше всего на свете страшился.
Вчера Катя так истерически требовала, чтобы я покинул её спальню, что, казалось, если я не исполню её желания, малышку хватит нервный срыв. Но сегодня я просто обязан всё ей объяснить. Я чувствую, что если не сделаю этого, то потеряю её навсегда. Понимаю, что она может не принять моих чувств. Но она в любом случае имеет право знать правду. Она ДОЛЖНА знать эту правду, чтобы понимать, что для меня по-прежнему нет никого важнее и дороже.
А дальше пусть выбирает сама. Я не стану насиловать. Не заставлю делать того, чего она не хотела бы. Стану для неё тем, кого она хочет во мне видеть. Просто потому что люблю.
Церемония погребения подходит к концу, и скорбящие по очереди начинают усаживаться в автобус, который отвезёт их в арендованный мной для поминок ресторан.
- Ты поедешь? Или домой? – ко мне подходит Сивый, крутя в руках брелок от своей машины, и вопросительно смотрит, в ожидании ответа.
- В ресторане давайте без меня. Только Ольгу захвати с собой, нечего вдове трястись со всеми в автобусе, она и так на ногах еле стоит.
Перевожу взгляд на место, на котором ещё пять минут назад была вырыта глубокая яма, а сейчас возвышается небольшой холмик с воткнутым рядом деревянным крестом. Через год, когда земля окончательно осядет, я установлю Костету хороший памятник, как тот и заслуживает.
Рядом с могилой ссутулившись стоит худая женщина, с поникшими плечами склонив голову над крестом. За те три дня, что прошли с момента убийства Кости, Ольга словно постарела на десяток лет. Горе ещё никого не красило.
Иногда я думаю о том, что будет с Катей, если вдруг меня не станет. Сможет ли она пережить мою смерть, или эта потеря окончательно её сломает?
Сама мысль о том, чтобы оставить её кажется мне противоестественной. Я понимаю, что вопрос с покушением нужно решить как можно быстрее. И после того, как я накажу виновных, мне нужно будет навсегда завязать с этим бизнесом. Не важно, кого в действительности хотели вальнуть. Моя работа в любом случае идёт рука об руку с риском и смертью. Раньше меня это не особо заботило. Ведь, когда у тебя нет того, ради кого стоит жить, очень легко рисковать собой. Но не теперь, когда моя жизнь крепко переплетена с Катиной, и все мои действия и поступки прямым образом отражаются на ней. Я никогда не прощу себе, если из-за моего бизнеса с ней что-нибудь случится. Или из-за моей смерти она останется одна.
Человек не застрахован от неожиданной гибели в любом случае, я понимаю это. И никто не даст гарантии, что через секунду мне на голову не свалится здоровенный булыжник, раскроив бошку надвое. Или у машины не откажут тормоза, и она со всего размаху не влетит в какой-нибудь столб. Но даже если меня вдруг не станет, я хочу, чтобы Катя могла хотя бы не волноваться по поводу денег. А что я могу оставить ей сейчас? Казино, шлюх и роль нарко дилера? Никогда я и на пушечный выстрел не подпущу Котёнка к этой грязи.
А вот сеть гостиниц хотя бы сможет обеспечить её безбедной жизнью на случай, если я больше не смогу быть с ней рядом.
Признаться честно, я уже написал завещание в её пользу на недавно приобретённый мной бизнес и переоформил недвижимость на её имя. Кто-то скажет к чему такая паранойя. Но в свете недавних события я хочу хотя бы быть уверен в том, что с Катей будет всё в порядке при любых исходах.
- Удалось что-нибудь ещё по делу выяснить? – обращаюсь к Сивому, наконец, оторвав взгляд от свежей могилы.
- Да. Хотел обсудить это с тобой в ресторане, но раз на поминки ты не собираешься, то лучше скажу сейчас. У Костета реально были тёрки с одними мутными типами. Ты знал, что он оказывается уже три месяца сидел на гере?
А вот это уже интересно. Понятно, почему у меня не брал. У меня жёсткое правило, мои люди не употребляют даже траву. Костет понимал, что если я узнаю, что он сторчался, то работать он у меня больше не будет. Никаких вторых шансов и клятв, что завяжет, быть не могло.
- У кого брал? – спрашиваю, доставая из кармана пачку сигарет и, отворачиваясь от ветра, прикуриваю одну. Херовая привычка. По сути та же наркота, только убивает медленнее. Надо завязывать, но пока не получается, нервяка слишком много.
- У Хмурого. Там у него долг накапал, как я понял нехилый такой. Вполне может быть, что его поэтому и порешили. Костет зарываться любил, мог тупо отказаться платить. Ты же знаешь, у него бывало кукуху и у чистого срывало, что уж говорить, если под герой ходил.
Блять. Кто бы знал, как меня заебали всё эти разборки… Не знаю, может я просто старею, но в последнее время всё чаще стал ловить себя на мысли, что мне тупо хочется спокойной жизни, когда не надо марать руки в чужой крови, или беспокоиться за жизнь близких тебе людей. Засыпать и просыпаться, имея хоть какую-то уверенность в завтрашнем дне, а не всё вот это дерьмо.
