— Кто предложил отправиться в «Харчевню утопленников»?
— Не помню.
Но Эмиль Маню вдруг зашевелился, что явно означало: «Лгун!»
— Это подсудимый первый заговорил о том, что надо… ну, скажем, взять на время машину? Итак… Каким образом вы устраивались в другое время?
— Дайа возил нас на грузовике своего отца. А в этот вечер на грузовике поехали в Невер за свиньями…
— Так что Маню счел нужным угнать первую попавшуюся машину?
— Возможно, его подбили на это…
— Кто подбил?
— Все понемногу…
Детриво хотелось быть по-настоящему честным. Он и старался быть таким. Сам чувствовал, что трусит, что ему следовало бы сказать: «Мы стали над новичком насмехаться. Заставляли его пить. Дразнили, что ему не угнать машину…»
— Короче, подсудимый довез вас до «Харчевни утопленников». А что произошло там?
— Там мы пили белое вино… У них ничего другого не было, только белое вино и пиво… Потом танцевали…
— Маню тоже танцевал? С кем?
— С Николь.
— Если не ошибаюсь, в этой харчевне с таким странным названием были еще две девушки — Ева и Клара. Что вы с ними делали?
Вопрос был смелый, и председатель ужасно возгордился, что его задал, но и перепугался.
— Так просто, дурачились…
— И ничего больше?
— Я лично, во всяком случае, ничего больше себе не позволил.
— А ваши приятели?
— Не знаю… Я не видел, чтобы кто-нибудь подымался наверх…
Снова смех, улыбки; только Эмиль и Детриво не усмотрели в этих словах ничего особенного. Это был их язык, и они говорили о хорошо знакомых им вещах.
— Итак, я не буду просить вас рассказывать о самом инциденте, о котором нам исчерпывающим образом сообщил нынче утром господин следователь. Полагаю, что вы часто бывали у мадемуазель Лурса?
— Да, часто.
— Пили и танцевали? А вы не боялись, что вас застигнет на месте отец этой девушки?
Самое любопытное было то, что Детриво поглядел на Эмиля, как бы спрашивая у него совета: «Что отвечать?»
А председатель продолжал:
— Пойдем дальше! Присутствие Большого Луи в доме внесло изменения в привычки вашей группы?
— Мы боялись.
— Ага! Боялись! Боялись, разумеется, того, что Большой Луи устроит скандал?
— Нет… Да… Мы его боялись!
Лурса глубоко вздохнул. Болван несчастный этот председатель! Совсем ничего не понимает! Разве сам он не помнит своих детских страхов? Мальчишки играли в гангстеров, и вот в их компанию затесался настоящий гангстер, здоровая скотина с татуировкой, он и в тюрьме сидел, и, возможно, совершил не одно преступление!..
Большой Луи пользовался этим, разрази тебя гром! Он им такого про себя нарассказал, чего и не бывало! А они, фанфароны, хвастались перед ним своими мелкими кражами!
— Подумайте хорошенько, прежде чем отвечать, так как это очень важно. Возникал ли у вас вопрос о том, чтобы отделаться от Большого Луи и каким способом отделаться?.. Я спрашиваю, говорили ли вы об этом на ваших сборищах, или, может быть, дома, или в «Боксинг-баре», или еще где-нибудь?
— Да, господин председатель.
— А кто говорил?
— Не помню. Просто говорили, что он будет всю жизнь нас шантажировать, что в нашем лице он напал на золотую жилу, что он вечно будет требовать от нас денег…
— А говорили о том, что его надо убить?
— Да, господин председатель.
— Так-таки хладнокровно обсуждали этот вопрос?
Да нет, вовсе не хладнокровно! Лурса энергично задвигался на скамейке. Все это бесполезно, раз никто не желает вникнуть в разговоры и лексикон этих мальчишек! Если они даже обсуждали план убийства в мельчайших подробностях, все равно это ничего не значило! Они выдумывали разные драмы просто для забавы, вот и все!
— Мэтр Лурса… Вы хотите задать вопрос свидетелю?
Он, очевидно, заметил, что Лурса ерзает на скамье.
— Да, господин председатель… Мне хотелось бы, чтобы вы спросили, кто из них, кроме Маню, был влюблен в Николь!
— Свидетель, слышали вопрос? Прошу вас, не смущайтесь. Я понимаю, что создалось не совсем обычное положение, но вы должны видеть в мэтре Лурса только защитника подсудимого. Отвечайте.
— Не знаю.
— Разрешите, господин председатель? До появления Маню кто был обычным кавалером Николь?
— Эдмон Доссен…
— Другими словами, он старался прослыть ее любовником, а на деле им не был, не так ли? Это, в сущности, входило в игру! Но был ли еще кто-нибудь влюблен, по-настоящему влюблен в Николь?
— Думаю, что Люска…
— Делал ли он вам соответствующие признания?
— Нет! Он вообще неразговорчив…
— Ваша шайка распалась оттого, что произошел несчастный случай и в доме лежал раненый?
Детриво молчал, а Лурса добавил:
— А может быть, скорее из-за того, что у Николь появился настоящий любовник?
В глубине зала началась толкотня, так как задним тоже хотелось видеть. Детриво не знал, что ответить, и опустил голову.
— Всё, господин председатель.
— Больше вопросов нет? Господин прокурор?
— Вопросов больше нет!
— Никто не возражает, если свидетель отправится в свой гарнизон? Благодарю вас.
Все заранее знали, что рано или поздно придется коснуться таких вопросов, но господин председатель все-таки почувствовал, что его начинает лихорадить.
— Введите мадемуазель Николь Лурса… Прошу прощения, господин адвокат.
Вместо того чтобы постараться стать как можно незаметнее, Лурса еще больше раздулся!
— Клянитесь говорить только правду, одну только правду. Подымите правую руку, скажите: клянусь. Вы заявили полиции, а потом на следствии, что вечером седьмого октября подсудимый находился в вашей спальне…
— Да, господин председатель.
Николь смотрела на него любезно, просто, с великолепным самообладанием.
— Поднимались ли вы вдвоем навестить раненого?
— Нет, господин председатель. Я ходила к нему одна в девять часов, относила ему ужин.
— Следовательно, посещения Маню не были связаны с уходом за Большим Луи?
— Нет, господин председатель.
— Хорошо, на ответе не настаиваю… В этот вечер вы не ждали никого из ваших приятелей?
— Никого! Они уже несколько дней ко мне не приходили.
— И вам известно, почему не приходили?
