– Грир, – пробормотала тихо. – Может быть, наконец, трахните меня?
Молния желтого взгляда.
– Кажется, вы не поняли, – медленно ответил он. – Здесь я говорю, что делать.
Навис надо мной, схватил за волосы и притянул к себе так близко, что наши лбы соприкоснулись. Я дышала сбивчиво, но смотрела на него прямо, хотя хотелось опустить веки и не видеть взгляда буйно-помешанного советника. Еще секунда – и превратится в волка и перегрызет мне горло. Или даже, не оборачиваясь в зверя, перегрызет… И какого дьявола я с таким усердием лезу на его хер? Ах да, работа… А еще – что-то такое, что описать словами трудно.
– Я отлично вас поняла, советник, – ответила с ухмылкой, специально нарываясь на вспышку ярости. Мне хотелось понять, как далеко он может зайти.
Оттолкнул, губы сжались в тонкую нитку. Неужели сейчас я увижу, как он станет животным уже в прямом смысле слова? Замерла, ожидая, что будет дальше. Грир размахнулся и отвесил мне пощечину. Место удара загорелось такой болью, что слезы выступили на глазах. Но что-то не давало мне сделаться покорной.
– Вы не боитесь, что я вам отомщу? – спросила вкрадчиво, когда щека перестала пылать. Смотрела на него холодно, но чувствовала, как внутри полыхает огонь, обжигающая страсть.
– Я боюсь лишь, что вы с таким поведением не доживете до утра, – хрипло сказал он, схватив цепь, змеей примостившуюся в углу каменного ложа. – Руки!
Протянула ладони, на запястьях, сомкнулись железные обручи. Наручники не дадут мне шанса сбежать, если герцог обратится. Игра становится еще опаснее. Вы мне не нравитесь, Грир, но ваши методы чрезвычайно будоражат. Дух захватывало от мыслей о том, что он станет творить с женщиной, которая не сможет ответить на насилие.
Герцог отрегулировал цепи так, что пришлось вытянуть скованные кандалами руки вверх, распластавшись на камне. Поднял с пола выездковый хлыст и, многозначительно заглянув в глаза, положил рядом – как предупреждение. Верховая езда тебе тоже нравится за возможность поработать стеком, да, Грир?
Он обошел каменную плиту, остановился в изголовье и начал раздеваться. Расстегнул белоснежную рубаху с широкими рукавами, я увидела смуглое тело, бугрящееся напряженными мускулами. Расстегнул брюки и освободил возбужденный член – прямой, крупный, с выделяющимися венами. Хоть что-то красивое в этом не особенно привлекательном мужчине.
Собственно, этой лучшей частью своего тела он захотел решить проблему моей болтливости. Обхватила его естество губами и успела несколько раз обвести языком головку – герцог вздрогнул, судорожно вздохнул, но не дал продолжить. А зря, советник, тебе бы понравилось… И руки напрасно сковал: я бы показала тебе, что умею. Во время первых резких движений едва не рассталась со скромным ужином, но смогла сдержаться, запрокинула голову сильнее и позволила ему скользить внутри моей глотки, входя примерно на половину длины. Когда он полностью вышел, шепотом я высказала герцогу комплимент:
– У вас потрясающе красивый член, Грир.
– Откройте рот и заткнитесь! – он провел ладонью по моей щеке, провел пальцами по губам и продолжил истязать мою глотку, вбиваясь на этот раз глубже. Его хриплый стон отозвался в теле мучительным желанием.
Только не кончай сейчас, молила я, не оставляй меня без наслаждения.
И он не оставил. Прекратил так же, неожиданно, как и начал. Ослабил цепи и велел перевернуться на живот. Выполнила приказ, звякая кандалами, железные путы, сковывавшие руки, перекрутились. А герцог медленно обошел гранитное ложе и встал за моей спиной. Ожидала, что сейчас возьмет хлыст, сжалась, готовая к размашистому удару, но Грир не стал тратить время на изуверские прелюдии. Навалился на меня всем телом – тяжелый, пылающий как в лихорадке, мокрый от пота, пахнущий одновременно человеком и зверем. Он неспешно вошел в меня на всю длину. Мужчина зажал мне рот жесткой ладонью – нет, у аристократов не бывает таких рук. Я помнила, чем в прошлый раз обернулись стоны, но сдержаться не могла. К дьяволу его правила, слишком хорошо было сейчас.
– Да… – мой шепот просвистел сквозь его пальцы, горячие влажные губы целовали огрубевшую кожу.
Герцог вбивался в меня, двигался рывками, хрипло дышал – казалось, в утробе его зарождается звериный рык. Я насколько это возможно, старалась двигаться ему на встречу, впуская глубже. Лязгали цепи на запястьях, дыхание сбивалось, голова шла кругом, все словно окутало непроглядное марево. Я видела лишь его ладонь, опирающуюся на темный гранит, а остальное исчезало в далекой своей незначительности. Меня словно пронзила молния, судорогой безумного наслаждения скрутив тело, и вырвалась наружу с громким стоном, который не смогла приглушить ладонь, по-прежнему пытающаяся заткнуть мне рот. А оборотень все же зарычал – низко, глухо и раскатисто, завершив свой акт дикой любви.
Распластавшись на камне, пыталась отдышаться, но не выходило: внутри груди жгло так, будто я, не останавливаясь, пробежала двадцать миль.
Герцог Ланс Грир встал, и я перевалилась на спину. Снова бряцнуло железо. Протянула к оборотню скованные запястья: пора освободить.
– Вам придется пока остаться здесь, – бросил он холодно, натягивая брюки.
– Что? Вы собираетесь держать меня тут всегда?
– Нет, это недолго. Мне нужно сделать одно дело, а вы можете помешать,
Советник накинул рубаху, поднял стек и осмотрел, словно любуясь, потом с равнодушным лицом провел фалом хлыста по всему моему телу от шеи до щиколотки левой ноги. Щекотал нервы. Я напряглась, ожидая удара, но герцог застыл, о чем-то задумавшись, затем развернулся и размашистым шагом отправился наверх.
14. Побег
Лежала, глядя в темный закопченный потолок, недолго. Едва затихла тяжелая поступь Грира, я внимательнее осмотрела браслеты, сомкнувшиеся на руках. Замок здесь старый и простой: видимо, тех, кого заключали в этой темнице, сдерживали в первую очередь не цепи. Еще в интернате мне приходилось вскрывать что посложнее, когда хотелось полакомиться чем-то вкуснее жидкой каши и тюри. Это было так давно, и как будто не со мной.
Я могла бы дождаться советника здесь – голая и распластанная, но что-то подсказывало, что Грир отправился не на ночную конную прогулку. Уверена, оборотень пошел искать того, кто нарушил неприкосновенность его жилища, впустив меня. Того, кто предал. Сердце болезненно сжалось, когда подумала о том, что он может причинить вред Даре.
Надо идти. Прямо сейчас.
Достала из прически шпильку, но руки из-за неудобного положения онемели, а я слишком спешила, поэтому выронила ее. В свете свечей не увидеть, куда она, тихо и печально звякнув, упала. Выругалась. Сейчас дорога каждая секунда: неизвестно, что может натворить зверь, в чью нору пустили чужака – пусть даже такого, кого он не против был увидеть и отыметь. От мелькнувшего воспоминания тело, помнящее жесткие прикосновения, пронзило как стрелой.
Глубокий вдох – глубокий выдох.
