– О господи! – сказал он.
– Тш-ш-ш! – Девочка проворно заткнула ему рот маленькой горячей рукой.
То ли из-за оптических причуд тумана существа казались огромными, то ли на самом деле были выше людей, по крайней мере на голову.
Он припал к теплой земле, ощущая, что весь перемазался липкой грязью, но это, наверное, не так важно.
А я еще собирался устроиться там на пикник, растерянно подумал он, еще перекусить там, дурак, хотел!
Существа переговаривались друг с другом, делая жесты руками, торчащими из коротких рукавов. Он насчитал троих, но, может, на самом деле где-то прятались еще?
Почему-то я ни разу не задумался о том, как оно будет – за рекой. Я думал, что самое главное – это сюда попасть, а здесь все будет просто, ну, не просто, а прямолинейно, что ли.
Псоглавцы, судя по жестам, обменялись несколькими словами, повернулись и исчезли в зарослях. Он боялся, что они все-таки двинулись в эту сторону, но минутой позже увидел их гораздо дальше, выше по течению шевельнулись кусты, мелькнули высокие белые фигуры и пропали в тумане.
– Ушли, – тоненько сказала девочка. – Вот и мы скоро пойдем.
– Ты кто, вообще? – спросил он вполголоса.
– Я тут живу. – Девочка вытерла нос рукавом рубахи. – Мы тут живем.
– Давно?
– Всегда, – сказала девочка.
– Ты, кто еще?
– Мамка… папка. Баба Люба. Мы вон там живем. – Она махнула рукой назад, от реки. – А вы из-за реки, да? Вам надо дальше, да? Хорошо, что я вас нашла!
– Значит, ты все-таки проводник?
Такая малявка? С другой стороны, почему нет? За рекой все должно полагаться не на обыденный смысл, а на символы. Мифологию. Наверное.
Девочка затрясла головой и поправила венок, который от этого окончательно съехал набок.
– Я нет. Мне нельзя, бабы не водят, только мужики. Папка вечером вернется, он вас поведет. А я только встречаю. Встречать можно.
– Ясно, – сказал он. – А тебя как зовут?
– Тоже Люба. Как бабку.
Она деловито, как собачонка, выбралась из-под кустов и теперь стояла, темнея на фоне быстро светлеющего неба.
Он вытянул злополучный чемодан и помог вылезти Инне. Одна щека у нее была перепачкана землей, юбка – в грязи.
– Ну и вид у вас, – сказал он.
Она мрачно осмотрела себя, потом сказала:
– Отвернитесь, – и стала спускаться к воде.
– Вот вы зря возитесь, – упрекнула девочка. – А если опять песьеголовые придут?
– Мы быстренько, – сказал он, подумав, что и ему надо тоже помыться.
Не глядя на Инну, он тоже вошел в воду, стащил с себя футболку и прополоскал ее. Футболка все равно получилась какая-то сероватая.
Инна за его спиной сказала:
– Я уже.
Он натянул мокрую футболку, тут же облепившую его спину и плечи. Это было, пожалуй, даже приятно.
– Дайте мне еще попить, – попросил он.
– Так вы изведете всю воду, – упрекнула она.
– Это последняя бутылка?
– Нет, – сказала она. – На самом деле нет. Но все равно надо экономней. Мы же не знаем, как долго…
– Папка вас завтра утром поведет, – сказала девочка.
– Это долго? Дорога долгая?
– Папка говорит, по-разному. И еще, что не сопливых дело, – сказала она и неожиданно лукаво улыбнулась, передний верхний резец у нее был косенько обломан, отчего улыбка делалась только симпатичней. – Я только встречаю, – повторила она.
– И давно ты так?
– Нет, – сказала она с гордостью, – папка только недавно разрешил. Но я вон как здорово успела. Мы всегда знаем, когда лодка приходит.
– А песьеголовые?
– Они тоже всегда знают, – призналась она. – Они охотятся за людьми из-за реки. Они знаете чего с ними делают? Они их в ямы сажают и кормят. А потом надрез делают на пальце. Если кровь не идет, значит жира много наросло. Тогда они их режут и съедают. Ужас! – Она прижала ладошки к ушам.
– А я думал, песьеголовые – это легенда.
– Святой Христофор, – сказала Инна.
– Что?
– У Катерины в Малой Глуше. Икона. Святой Христофор. Он был псоглавец.
Он вспомнил изображение высокого воина с собачьей головой:
– Я думал, это легенда. Суеверие.
– А я думаю, он пришел из-за реки, – сказала Инна. – Они иногда приходят.
– Значит, те, кто… возвращался и рассказывал о странных племенах, о людях с песьими головами, о… я не знаю, еще рисовали таких, с глазами на животе или с ушами до полу, или… просто попадали за реку?
– Да, потому что раньше текла совсем рядом. Она и сейчас придвигается. Когда проливается много крови. Когда молодые гибнут. Говорят, в такие времена можно попасть за речку, ну, без проводника, и оттуда… тоже приходят всякие… А если человеку везло и он возвращался, он как бы получал знание. Это такой дар, наследство. Потому что за рекой всегда знают, если должна случиться большая беда. Знаки, даже мы их иногда можем увидеть. Ну, вы знаете, огненные колеса, столбы, перед войной многие видели.
– Я знаю, – сказал он. – У меня бабка видела. Как раз перед самой войной. Огромную пылающую женщину, выходящую из леса. Только это было не здесь, а в Белоруссии, в Полесье.
– Какая разница. – Инна пожала плечами. – Река везде. И лес везде.
Они шли, оставив реку за спиной, земля становилась все суше, туман как-то резко поднялся и исчез, начинался густой, жаркий день, и солнце постепенно набрало такую силу, что и вправду было ясно, что это настоящая яростная звезда, а не какой-то там светлый кружок в небе.
Небо стало глубокое, с неожиданно густым фиолетовым отливом в чистой голубизне, и там, в вышине, лениво парили черные точки.
– Это кто? – спросил он Инну. – Ястребы?
Но она сказала:
– Я не знаю здешних птиц.
Это очень символично, думал он, девочка встречает нас, и ее зовут Люба. Любовь. Это так задумано или совпадение? Или здесь не бывает совпадений?
Девочка шла впереди, время от времени оглядываясь. Иногда ей становилось скучно, тогда она сама для себя подпрыгивала, или кружилась, забегала вперед, или шла рядом с ними, болтая, что в голову придет.
– А это настоящая золотая ниточка? – спрашивала она, трогая Иннину кофточку с люрексом. – Нет? Жалко. А правда, что за рекой есть такие волшебные ящики и можно увидеть, что где делается, прямо как в сказке? И говорящие ящики тоже есть?
– Есть, – устало сказал он. – И движущиеся ящики тоже есть.
– Это как?
