В голове Дана Старгана время слилось в какой-то тягучий поток, сквозь который, одна за другой, со скоростью света летели отчаянные мысли: «Куда стрелять?.. У него вообще есть мозг?.. Попытка будет только одна!..».
За эти доли секунды прицел «немезиды» скользнул по длинным тёмным усам, по опорному плавнику… И решение пришло само собой: раз попытка всего одна, то нужен максимальный ущерб. А дальше тело действовало на автомате. Палец надавил на спусковой крючок, рука вернула прицел на плавник – и через секунду тот брызнул в стороны кровавыми ошмётками.
Рыба молча и тяжело завалилась одним боком на палубу. А потом сразу три пули вошли в другой её плавник: кто-то из касадоров пришёл к тому же решению, что и Старган. Теперь, лишившись здоровых конечностей, рыбина могла рассчитывать только на свой хвост, который бешено извивался, круша фальшборт и толкая огромное серое тело вперёд.
– По жабрам бейте! По жабрам! – посоветовал шкипер так обыденно, будто каждый день перед завтраком выманивает на палубу, а потом добивает речных монстров.
Хлёсткий звук выстрела – явно чего-то более существенного, чем револьвер – прорвался сквозь гвалт, царивший на палубе. В середине туловища рыбы, возле жабр, расцвёл кровавый цветок. И та впервые отреагировала на попадание…
Серое тело дёрнулось, сворачиваясь в клубок, а затем по нему прокатилась судорога. После чего усач стремительно распрямился, сметая одним своим концом остатки фальшборта и удочку Пита, а другим – сразу обоих Олафсонов…
Усач умер. Хотя не все это сразу поняли. Пара касадоров успела выпустить в рыбину ещё несколько пуль, и лишь очередной совет шкипера заставил их остановиться:
– Ну и чего вы мясо-то портите?! Свежуйте прямо там! Всё равно ещё фальшборт чинить и палубу мыть. Кстати, все живы?
– Чтоб меня… Чтоб меня! – Дан посмотрел на Ларса, которые лежал на палубе, глядя в небо широко раскрытыми глазами, и всё время повторял: – Чтоб меня…
– О-о-о-о! – вторил ему сын, баюкая в объятиях ушибленные рёбра.
– Живы! – ответил Дан, поглядев на виновников переполоха. – Но, кажется, они теперь дебилы!
– Чтоб меня…
– О-о-о-о!
– Во всяком случае… Разговаривают, как дебилы! – добавил Дан.
Если ты поступаешь, как дебил, выглядишь, как дебил, и говоришь, как дебил – оправдаться бывает сложно. Хотя Ларс вообще-то честно пытался, но чуть позже.
– Мика! Живо за штурвал! – тем временем громыхнул шкипер. – Метены, держитесь там! Я уже иду на помощь!
Пока Мика подменял Одрика, пока тот спускался, рыбину окружили любопытствующие касадоры. Это создание Божие вымахало в длину до десяти ярдов. Мощные, перевитые жгутами мышц передние плавники, хоть и могли приподнять тушу, но основную двигательную функцию всё же выполнял длинный хвост.
Туловище было округлым, как у головастика. Из тупорылой широкой морды тянулись длинные толстые усы – по несколько штук с каждой стороны. Причём они росли как над пастью, так и под ней, со всех сторон окаймляя огромный зубастый рот.
– Метены, познакомьтесь! Типичный родич некоторых речных обитателей, которых мы встретим на востоке! – подоспевший Одрик представил гостя, жестоко убиенного на борту «Салли». – Я бы назвал их мерзкими тварями, но – Боже! – у них такое шикарное нежное мясо!..
С этими словами шкипер, с ножом в руке и таким плотоядным выражением на лице, что даже Дану стало не по себе, упал на колени и принялся вспарывать рыбине живот. Впрочем, Одрик не соврал: мясо и в самом деле оказалось восхитительным. И это несмотря на то, что у хищников, как говорят, обычно мясо жёсткое. А усач был именно хищником. Острые зубы-резцы в пасти и следующие за ними шипастые пластины, способные перемолоть, наверно, даже камень, не оставляли сомнений.
Минус у рыбы был один – если, конечно, не считать размеров и агрессивности. Её потроха воняли так, что даже ко всему привычные касадоры с центральных равнин утирали выступившие на глазах слёзы…
Вадсомад Старган, баржа «Салли», Верхние течения Нигад-бех, 28 июля 1936 года М.Х.
Местность по берегам реки начинала меняться. Всё реже попадались человеческие поселения, всё гуще были береговые заросли. К тому же, и сама река значительно сузилась.
А вода изменила цвет, став зеленоватой из-за ряски и водорослей. Теперь мало было зачерпнуть её ведром на верёвке – надо было дождаться, когда появится освобождённое от водорослей пятно. И потом ещё пропустить воду через тканевый фильтр в несколько слоёв.
А утром взглядам касадоров открылось то, что… Наверно, можно было назвать полноценными деревьями – но с очень большой натяжкой. Они напоминали пальмы Старого Эдема, только не с одной копной зелени на вершине, а с десятком, раскиданным по всему ветвистому стволу. На время зенита, как и вся флора Марчелики, эти листья сворачивались в трубочку. И снова раскрывались, когда становилось не так жарко.
У подножия стволов, покрытых гладкой корой, виднелись разномастные растения нижнего уровня. Густые заросли, расчётливо спрятавшиеся в тени деревьев, явно здесь процветали.
Впрочем, как и представители малоизвестной людям фауны.
– Никто сюда не суётся, – пояснил шкипер, когда экс-фермер Николас Маркиаторе решил узнать побольше о местной экосистеме. – Вон! Видишь на ветке что-то красное?
– Вижу, – согласился Николас.
– Это, брат, местный ядовитый червяк! – пояснил Одрик. – Один укус, и через минуту… Э-э-э-э-э!
Шкипер обхватил руками свою шею, будто собираясь удавиться, высунул язык и принялся резко дёргаться. А потом заразительно захохотал.
– У вас странные представления о смешном, метен! – грустно заметил Лилия Нуар, услышав разговор. – Обычно в таких ситуациях надо плакать…
– Ну вот ещё!.. Зачем плакать о придурках, который суются в этот лес, мешо?! – возмутился Одрик и снова засмеялся. – Пускай они лучше плачут!
Но настроение делиться знаниями у него всё-таки пропало, и метен Тойер гордо удалился в надстройку, где располагалась его каюта. Николас глянул на Лилию с лёгким раздражением, но не стал ничего комментировать. Тем более что девушка вообще в первый раз – за всё время, проведённое в вадсомаде – доставила хоть какие-то проблемы.
Жила она в фургоне Пеллы, куда её определили из-за неспособности к управлению колёсным транспортом. Пелла и то лучше справлялась со своим жилищем и запряжёнными в него воллами. А вот Лилии обучение давалось тяжело. Девушка исправно привлекала внимание мужчин, но почему-то никак не могла заслужить внимания воллов – они её просто игнорировали.
Пелла на временную соседку не жаловалась. У этого, надо сказать, имелась веская причина: Лилия Нуар вела себя так тихо, что хозяйка фургона почти не замечала её присутствия.
Лилия проявляла себя лишь во время тренировок, где с редкостным упрямством, вызывающим восхищение, училась метко стрелять. Правда, никто не знал, зачем ей это – а спрашивать было как-то недосуг.
