– Вы долетели. Всё нормально? Вас не уволят. Не посмеют, но я думаю, что вам не следует более работать в этой компании… Я вам найду другую работу.
«Да пошла ты!» – хотел сказать Тота, но вместо этого спросил:
– Как мать? Прости, я выбегаю. Лечу в Грозный, к маме.
– Да-да. Передайте ей маршал от меня. Доброго пути. Берегите себя. Не оставайтесь там.
Только Болотаев положил трубку, как вновь звонок:
– Тота, ты прилетел? – это Бердукидзе. – Надо увидеться. Я зайду к тебе, дело есть.
– Я тороплюсь. Улетаю в Чечню.
– Надо, э-э…
– Знаю. Я увольняюсь.
– Да. Так будет лучше… А ты всё-таки классно у босса из-под носа эту тёлку увёл.
– Была бы, как вы сказали, «тёлка», я бы её вам оставил. Понятно?
– М-да… Все-таки вы, чечены, несносные люди.
– Пошёл ты, – бросил Болотаев трубку, как вновь звонок.
– Тота, ты где пропадаешь? – это его научный шеф. – Ведь надо к концу года отчёт сдавать. Ты как-никак, а в очной докторантуре.
– Может мне заявление об отчислении написать? – Об этом Болотаев уже говорит с настороженностью.
– Ты что?! Столько сделано.
– Но мне надо срочно в Грозный лететь.
– Да, – тишина в трубке. – Лети. Я здесь подстрахую… Хоть сейчас вытащи оттуда свою мать. Не задерживайся и будь осторожен. А докторскую бросать нельзя.
Тота уже запирал дверь, как вновь звонок.
– Тота, ты меня прости, – это Бердукидзе. – Будь осторожен там… и здесь… Эти люди очень коварны, злопамятны и всесильны. Прощай.
Ночным рейсом Болотаев вылетел в Минводы. Если бы там не было чеченских таксистов, то было бы совсем худо. Но семьи кормить надо, и, рискуя и терпя все унижения, люди таксуют.
На подъезде к Чечне уже выстроились на километры колонны бронетехники. Усиленные блокпосты, где к чеченцам, а иные сюда и не поедут, отношение более чем плёвое, и спасает лишь одно – бабки, и не хилые, на лапу. То есть въезд в Чечню платный.
На границе, с чеченской стороны, тоже некое подобие погранзаставы. Здесь деньги не клянчат, но и от этих молодчиков Болотаев совсем не в восторге. По театральному определению всё это выглядит как фарс, где финал – это очевидно – будет очень трагичен.
Чечня – небольшая республика. До Грозного ехать недолго, однако вид кругом удручающий: безлюдно, пустынно, плачевно.
Первым делом Тота должен доехать до матери в самом центре Грозного, но тогда он не сможет, по крайней мере в этот день, поехать к Даде в микрорайон. Поэтому после долгих раздумий он решил первым делом поехать на старую квартиру.
Микрорайоны, как бедняцкие пригороды, почти что всегда отличаются убогостью, а что видит Тота сейчас – кругом грязь, кучи мусора, вонь, стаи одичалых собак и жирные крысы. Болотаева сюда не тянуло, а этот окружающий пейзаж и вовсе его раздражал. Всю дорогу он представлял, что он скажет Даде, а что скажет она? И вообще, какой у неё вид, то есть положение? И он даже думать боялся, а тем более считать, но и без арифметики ясно, что Дада уже… Нет, нет. От этих мыслей ему становится так нехорошо, словно гиря на шее и спокойной жизни более нет.
Ни двор, ни дом не узнать. Всё загажено. И самое страшное – ни души. Не отпуская машину, Болотаев забежал в подъезд. Что творится здесь – не передать. Электричества нет, лифт не работает, и, поднявшись на шестой этаж, Тота обомлел: вряд ли, по крайней мере последние дней десять и даже две недели, здесь кто-то проходил.
Всё же он стал стучать в дверь, даже звонок, на что-то надеясь, нажимал. Потом стал стучать сильнее, крикнул:
– Дада! Дада! Открой! – И тут снизу его окликнули:
– Тота, ты? – Это был его сосед, которого он попросил присматривать за Дадой. – О! Тота! – Широкая беззубая улыбка, сосед постоянно под хмельком, сразу начал оправдываться: – А иначе здесь с ума сойдёшь…Посмотри, что творится! Грабежи! Насилие!
– А Дада где?
– А ты разве не знаешь? Я тебе звонил аж несколько раз. Тебя не было дома.
Оказывается, кто-то доложил матери Тоты, что на их старой квартире проживает какая-то девушка. К тому же беременная.
Как потом и очень много раз рассказывала мать, просто Всевышний вовремя её направил в тот день и даже час на старую квартиру. У Дады уже всё начиналось, и она планировала родить без чьей-то помощи в квартире, радуясь, что это гораздо лучше, чем в тюрьме. Опыт есть. Однако в этот момент появилась мать Тоты, и она не стала выяснять кто да что, откуда и зачем. Она стала действовать.
В прифронтовом Грозном многое, в том числе и скорая помощь, не функционирует. Да ведь она не зря заслуженная артистка. Добрые люди помогли ей доставить Даду в роддом, а это учреждение, вопреки всему, ещё функционирует, ведь люди не только умирают и убивают, но и хотят жить и рожать.
– Девочка! – сообщили актрисе, а она в ответ:
– Обе здоровы? Всё нормально?
– Нормально, – отвечает главврач и следом: – Но вы видите ситуацию в городе. Лучше и для вас, и для нас, если вы их заберёте.
– Конечно, конечно!
– Надо оформить документы…Фамилия, имя ребенка?
– Имя ребёнка?! – Этот вопрос застал её врасплох, но она быстро нашлась: – Так какое имя может быть у ребёнка?! Ведь ребёнок – это ангел, малик
[13]. Малика!
– А она очень похожа на вас. Такая же славная.
– Кто бы сомневался! – прекрасно поставленным голосом, как на сцене, воскликнула всем известная артистка. А это действие происходит в фойе центрального роддома, где всегда немало людей, и она понимает, что в этой толпе найдутся те, кто скажет или подумает «вот незаконнорождённый», то есть «къотал йина хIум», её сын произвёл на свет, а она… А она поэтому с артистически пафосом и вызовом повторила:
– Так кто бы сомневался?! Ведь это внучка моя! Болотаева Малика Тотаевна.
– Может, Тотовна? – язвительный голос тут же прыснул со смеху.
Два молодых человека, с жиденькими неухоженными бородками, сидят на корточках.
– Как назвать – это наше дело, – повысила голос новоявленная бабушка. – И, может, – тут она сделала ударение, – у кого-то и Тотовна, а у нас чеченцев – Тотаевна. Понял?
– Я-то понял, – они встали, ухмыляясь, – просто у чеченцев принято, чтобы мужчины нарекали ребёнка.
– Нарекают или кличку дают собакам, а детям – имя присваивают. И делают это старшие, в нашем случае – это я! Так у нас получилось, потому что в любое время, а тем более в такой грозный для отечества час, негоже мужчинам в роддоме заседать.
– Не будь ты женщиной…
– Успокойтесь. Перестаньте, – воскликнула главврач.
