Ты вообще ни о чем не думал, едва не сорвалось с языка Нины. Она прикоснулась к руке отца.
— Знаешь, папа, похоже, мы оба — ни ты, ни я — не умеем выбирать себе супругов. Как ты считаешь?
Джордж посмотрел на дочь. В глазах его читалось страдание.
— Я искренне надеюсь, дочка, что ты не унаследовала моего невезения.
Какое-то время они сидели молча. Никто так и не притронулся к ужину. В соседней комнате заиграла музыка, запульсировал быстрый и четкий ритм аэробики. Даниэла вновь отдалась своему любимому занятию, в надежде, что физические нагрузки позволят ей выпустить эмоциональный пар, а заодно сделают еще более совершенным ее и без того сильное и гибкое тело. Ничего, ей хватит ума развестись так, чтобы в кармане остался миллион долларов. Ведь она этого достойна.
Нина со вздохом откинулась на спинку стула:
— Не буду гадать, что это — невезение или недостаток характера, но, по-моему, у некоторых людей на роду написано быть одинокими.
— Только не у тебя, дорогая моя. Тебе нужно в кого-то влюбиться. Потому что ты по натуре влюбчивая, ласковая. А ласковых, скажу я тебе, любят.
Нина печально усмехнулась, но ничего не сказала, а про себя подумала: «Ну да, сначала поиграют, а потом бросят».
И вновь она поймала себя на том, что ей интересно знать, что делает в эти минуты Сэм Наварро. Чем заняты его мысли? Нет, конечно, вряд ли он думает о ней. Ведь он полицейский, и работа для него — на первом месте.
И все же, когда раздался телефонный звонок, она не сумела подавить в сердце надежду, что это звонит именно он. Чувствуя, как колотится в груди сердце, она сидела за столом и слушала, как в соседней комнате Даниэла взяла телефонную трубку и теперь с кем-то разговаривает.
Но уже в следующую минуту Даниэла показалась в дверях и сказала:
— Это тебя, Нина, из больницы. Говорят, что никак не могли до тебя дозвониться.
Расстроенная до глубины души, Нина все же поднялась, чтобы ответить на звонок.
— Алло?
— Привет, это Глэдис Пауэр, старшая дежурная ночной смены. Извини, что беспокоим тебя, этот номер нам дала твоя мать. У нас сегодня несколько человек ушли на больничный, и мы решили спросить тебя, не смогла бы ты сегодня подежурить в отделении неотложной помощи?
— В ночную смену?
— Да, там срочно требуется помощь.
Нина бросила взгляд в сторону комнаты Даниэлы. Оттуда по-прежнему доносилась музыка, причем даже громче, чем раньше. Да, пожалуй, ей лучше отсюда уйти, чтобы не стать свидетелем очередной супружеской ссоры.
— Хорошо, я выйду, — сказала она в телефонную трубку.
— Встретимся в одиннадцать.
— В одиннадцать? — Нина нахмурилась. Ночная смена обычно начиналась в полночь. — То есть я должна прийти на час раньше?
— Если сможешь. Потому что вечером нам тоже не хватает персонала.
— Хорошо, в одиннадцать, значит, в одиннадцать. — Она нажала на кнопку отбоя и облегченно вздохнула. Ей, можно сказать, крупно повезло, что ее вызвали на дежурство. Восемь часов ночных бдений, и кто знает, возможно, она сумеет стряхнуть с себя овладевшее ею уныние.
И, самое главное, сумеет выбросить из головы Сэма Наварро.
* * *
Мэрилин повесила трубку.
— Она сказала, что приедет.
Спектер довольно кивнул:
— Ты молодчина.
— Еще бы! — И Мэрилин одарила его довольной улыбкой, которая говорила: «Ради тебя я готова на что угодно».
— Надеюсь, в ее голосе не было подозрительных ноток? — на всякий случай уточнил Спектер.
— Нет, говорю тебе, она обязательно приедет. Ровно в одиннадцать, как ты и хотел.
Мэрилин откинула голову назад и хищно облизала губы.
— А теперь я получу то, чего мне хочется?
— И чего же тебе хочется? — улыбнулся он.
— Сам знаешь. — Мэрилин подошла к нему вплотную и, расстегнув пряжку на брюках, скользнула внутрь рукой. Винсент невольно втянул в себя воздух. Ее прикосновение было чертовски приятно — умелое прикосновение женщины, которая отлично знает, как завести мужчину. О да, он прекрасно знал, чего она ждет от него.
И это был отнюдь не секс.
«Почему бы не воспользоваться моментом?» — подумал он. Она была готова, у него в запасе — немного свободного времени. Три часа, если быть точным, до того, как Нина Кормье приедет на ночное дежурство. Так почему бы ему не развлечься немного с Мэрилин, а потом заняться серьезным делом?
Она опустилась перед ним на колени.
— Ты сказал, что заплатишь мне столько, сколько я стою, — прошептала она.
Он простонал.
— Я обещал…
— А я стою многого. Разве не так?
— Безусловно.
— Между прочим, я могу стоить еще больше.
По его телу пробежала сладкая судорога, и он взял ее лицо в свои ладони. Тяжело дыша, он гладил ее щеки, виски, красивую, длинную шею. Как легко можно с этим покончить. Нет, пусть сначала кончит она…
— О да, — прошептала Мэрилин, — ты готов меня принять.
Он притянул ее лицо ближе к себе и подумал: «Жаль, что ты не будешь готова принять меня».
Когда Сэм, усталый после дневных трудов, оказался на пороге, на часах было десять тридцать. Первое, что он заметил, — тишина. И пустота. Ощущение было такое, будто дом каким-то странным образом утратил душу.
Он включил свет, но даже яркие лампочки были бессильны разогнать притаившиеся в углах тени. За последние три года Сэм привык называть этот дом своим, сюда он каждый день возвращался после работы. И вот теперь это место показалось ему холодным, словно здесь обитал не он сам, а кто-то чужой. Это был чужой дом.
В кухне он налил себе стакан молока и тотчас осушил его в три или четыре жадных глотка. Вот и весь его ужин. Сил на то, чтобы что-то приготовить, не осталось. Он налил себе второй стакан молока и, захватив его с собой, пошел к телефону. Он извелся за вечер, так ему хотелось сделать этот звонок, но постоянно что-то мешало. И вот теперь у него, наконец, есть несколько благословенных мгновений тишины и спокойствия, и он сейчас наберет ее номер. Он скажет ей то, что так боялся произнести вслух, но чего был больше не в состоянии отрицать — ни перед ней, ни перед самим собой.
Это решение созрело в нем во второй половине дня. Как ни странно, понимание пришло к нему тогда, когда они обыскивали дом Мэрилин Дюкофф. Он стоял посреди спальни, принадлежавшей женщине, и смотрел на пустые ящики комода, на голый матрас на кровати. Внезапно на него с такой силой накатила волна одиночества, что защемило в груди. Эта пустая, брошенная комната почему-то напомнила ему его собственную неустроенную жизнь.
