Сбегая по ступеням, задаюсь единственным вопросом: почему я с ней постоянно сталкиваюсь?!
***
Захожу в магазин, быстро набираю корзинку продуктов. Дверь в квартиру открываю своим ключом, звонить смысла нет. Мама дома, но я не хочу причинять ей дискомфорт. Перешагнув порог, не разуваясь иду на кухню, вымою пол перед вечерней тренировкой. Методично опустошаю пакет, раскладывая продукты по шкафчикам, слышу скрип половиц позади.
Оборачиваюсь и мгновенно сталкиваюсь с робкой улыбкой.
– Давай я тебе помогу, – огибаю инвалидное кресло, останавливаясь за ее спиной, – надо снести эти дурацкие пороги.
– Сыночек.
Стискиваю зубы, потому что меня перетряхивает от ее голоса, он пропитан благодарностью, именно ею.
Мама всегда была такой – жертвенной, слишком доброй и всегда в меня верила, даже эти полгода, когда все мои шайбы летели мимо ворот. Наверное, тогда только она и верила.
– Ты опять брал подработку? Мирон заходил… он вновь подбивает тебя на этот кейтеринг?
– Как оказалось, это даже выгодно, – неопределенно взмахиваю рукой.
– Тебе нужно много тренироваться, а ты занимаешься всякой ерундой. Если боишься за меня, то не стоит, я не пропаду. Одна сломанная жизнь – это неприятно, а вот две – это уже слишком.
В прихожей слышится шум, Аська дергается под играющую в наушниках музыку, скидывая кроссовки, а ровно через секунду и рюкзак, он летит туда же, на пол.
– А вы тут чего, – вытаскивает из уха наушник, – что-то случилось?
Сестра целует мать в щеку и усаживается на стул, продолжая на нас поглядывать.
– Все хорошо, доченька, мы тут так, о жизни.
– М-м-м, ну ладно. Кстати, я устроилась на подработку в детское кафе, буду шарики из мороженого катать. Здорово, правда?
Мама улыбается, но это только образ. В глазах беспросветная печаль и непомерное чувство вины. Она почему-то считает, что виновна в том, что со всеми нами произошло…
– Здорово… но, может быть, ты насладишься летом? Ты еще подросток, Ася.
– Ой, мам, я справлюсь. К тому же со мной в паре будет работать такой симпатичный мальчик.
– Чего? – мои брови автоматом ползут вверх.
– Мне уже шестнадцать, Лешечка, и мне уже могут нравиться мальчики, представляешь?
– Ты смотри, как бы твои мальчики без зубов не остались.
– Боже, и вот с кем я живу? – накрывает лоб ладонью. Мама качает головой, улыбается.
– Я сегодня вечером уеду, – говорю между делом, распихивая продукты по шкафам и холодильнику.
– Очередная подработка?
– Нет, вливаюсь в новую команду.
– Это хорошо.
– Возможно, – хмурюсь, стоя к ним спиной. – У тебя еще есть лекарства?
– Да, на неделю должно хватить.
– Куплю послезавтра.
– Спасибо.
– За это не благодарят. Я еще забегу за сумкой перед тренировкой.
Выхожу в прихожую, а после в подъезд. Спускаюсь по лестнице, натягивая шлем. Оказавшись во дворе, завожу байк. Всего пара улиц, и я у Виталика на сервисе.
Закатываю мотоцикл в гараж и, хлопнув этого валенка по плечу, сажусь рядом, на старое заднее сиденье его тачки. Его выкорчевали из салона месяц назад, и теперь оно вполне заменяет обычный диван.
– О, здорово!
– Здорово, – отвечаю на рукопожатие.
– Ты куда так быстро вчера свалил?
– Вот об этом нам с тобой и нужно поговорить. Какого хрена ты их позвал?
– Мне понравилась Полинка.
– Без претензий, но давай на будущее договоримся, что подружку свою она будет оставлять дома.
– А хорошо она тебе вчера по роже залепила. Мне даже страшно, что ты ей наплел.
– Не твое дело.
– Да ладно, расслабься. Потуси с ней пару дней, и она сама сбежит, зуб даю. Принцесска твой гребаный характер просто не вывезет.
– Никаких подружек, надеюсь, ты меня услышал.
– Да понял, понял. Как первый день?
– Более чем.
– Проставишься?
– Тебе лишь бы нажраться.
– А что в этой дыре еще делать? Менты пасут, заезд не устроить, приходится как-то выживать.
– В выходные.
– Забились.
Виталик поднимается на ноги, чтобы взять из мини-холодильника бутылку фанты, сворачивает крышку, делая несколько жадных глотков, и слишком приторно улыбается после.
– Чего?
– Да так. Слушай, мне вот интересно, чего ты так на эту девчонку взъелся? Красивая же.
– В том-то и дело, – бурчу себе под нос, – раздражает.
– Или запал?
– Поумерь фантазию.
– А до меня дошел слух, что ты всех на озерах построил. Якобы: и близко пусть к ней никто не суется.
– Слухи – вещь вредная, приводит к несварению.
– Значит, говорил.
– Слушай, у тебя других тем для разговоров совсем нет?
– Есть, но эта самая топовая. Я просто никак понять не могу, потусить с богатой девочкой – это ж весело. Плюс, если она сама к тебе липнет. Для нее же все, что у нас тут происходит, в новинку. На нее даже тратиться не придется.
– Я знал много богатых девочек, и поверь, все совсем не так, как тебе хочется думать.
– Черт, все забываю, откуда ты к нам свалился.
Виталик продолжает трепаться, а я вспоминаю наше с ним знакомство. Белов был первым, с кем я тут скорешился. Мы как раз въезжали в нашу однушку, после двухэтажного особняка происходящее казалось сюжетом каких-то ужасов: сорок квадратов, второй этаж в кирпичной пятиэтажке. Эта квартира когда-то давно принадлежала маминым родителям, в ней лет тридцать никто не жил, и, когда произошла трагедия, о ней не сразу вспомнили.
У меня кипел мозг, как жить дальше, а на чертовых лестницах не было даже пандуса. Все наши вещи свалены во дворе у скамейки, денег на грузчиков нет. Ни на что их нет. Аська сидит на чемодане, давится слезами и пытается сделать все, чтобы мама этого не увидела. У меня же ступор. Жесткий отходняк от новой реальности.
Белов первый предложил помощь, как оказалось, он жил этажом выше. С родителями и немецкой овчаркой. Первое время теть Валя, его мать, нам помогала. Милая женщина, вошедшая в наше гадское положение.
Тогда на льду все катилось в тартарары, к концу сезона я крепко обосновался в запасе. Ни черта не забивал. Пришлось уйти, тренировки отнимали много времени, а денег, как оказалось, мне платили сущие копейки. Пока папа был жив, я даже и не знал, сколько зарабатываю.
