– Ты справишься.
Мамина рука касается моего плеча в поддержке, и мы расходимся по машинам. Игнат вновь включает свою дурацкую музыку, и если в хорошем настроении я не обращаю на нее внимания, переключаясь на наушники, то сегодня повышаю голос. Прошу, чтобы выключил. Даже, наверное, приказываю.
Забегаю в здание ледовой арены, стараясь как можно скорее укрыться от дождя. Зонт не беру, он только мешается, намокнет, а потом с него будет капать и капать. К черту.
На втором этаже замечаю Лешу, сосредотачиваюсь на пустом коридоре впереди и твердым шагом иду к раздевалке. Он меня видит, делает шаг в мою сторону, но я просто прохожу мимо, даже не смотрю на него. Когда переодеваюсь, впервые за весь день начинаю его жалеть, а еще понимаю, что глупо не дать человеку высказаться. Возможно, я все не так поняла?! Могла же.
Он ловит меня сразу, как я выползаю в сторону зала для разминки. Хватает за руку и тащит подальше, прижимая спиной к стене.
– Объяснишь, что происходит?
У него пугающий, ошалелый взгляд. Он злится на меня, а я на него. Смотрю и понимаю, что вновь срываюсь, забываю обо всех рациональных мыслях «до», начиная в эту же секунду топить наши отношения. Сбрасываю его руки, тяну подбородок вверх, часто дышу. Он тоже на взводе, и его непоколебимый вид добавляет еще одну ложку дегтя, нет, целую бочку.
– Сделай уже выбор, – толкаюсь в его грудь, выпрямляя локти до упора, но он продолжает меня удерживать.
– Говори нормально, я не понимаю твоих тупых загадок.
– Значит, прокачай мозги, сканворды отгадывай, – закатываю глаза, и он ловит пальцами мой подбородок, чуть сжимает, а у меня перехватывает дыхание.
– Ты перегибаешь, – рычит сквозь зубы.
– Ты тоже. Пусти, у меня нет времени выяснять отношения, не сегодня. А вот и мой тренер.
Кирсанов смотрит за свою спину и отступает, убирает руку. По лестнице и правда вышагивает Царев, мой новый сопровождающий в мир фигурного катания.
– Ненормальная.
Это я слышу в свою спину. Слышу и продолжаю идти, не оборачиваюсь. Чувствую его злость на расстоянии, она черная и она душит. Я уже жалею о своих словах и поступках, жалею, но иду вперед, часто моргаю, потому что не хочу расплакаться. Нужно собраться.
Аспид
Ненавижу загадки, недоговоренности и с каждым разом офигеваю все больше. Почему нельзя сказать прямо? Зачем постоянно все недоговаривать и надумывать проблемы там, где их нет? Вчера я перегнул палку, согласен, но что-то мне подсказывает – эта реакция вовсе не на наш разговор у озера.
Пару секунд смотрю в ее удаляющуюся спину и поднимаюсь этажом выше. Пока переодеваюсь, хаотично думаю, за что зацепиться, чтобы распутать этот клубок загадок. Что на нее нашло? Вывернув свитер, надеваю его поверх панциря и наплечников. Застегиваю шлем, сжимаю в руках клюшку и, не обращая внимания на внутренние разговоры в команде, иду на лед.
Сегодня тренировка проходит в усиленном режиме, больше нагрузок, больше движухи. Отработка удара по воротам, передачи. Марченко серьезно настроен перетасовать нас, изменить тройки и довести вратарей до припадка. Голкипер – главная из фигур команды, от того как он действует, очень часто зависит настроение полевых игроков.
Марченко постоянно нас тормозит, говорит отрывисто, свистит, сжимая пальцами свой красный свисток. Орет благим матом, ни разу не скупясь на крепкое словцо.
В сотый раз тасует пятерки.
– Плохо, – импульсивный взмах рукой и вновь свисток. Виктор Константинович дает знак, и все подъезжают к нему, собираясь полукругом. – Сегодня назначена дата сборов. Так что начинайте паковать чемоданы. Через две недели стартуем.
Дальше он еще несколько минут меняет местами ему неугодных. Шайбу разыгрываем я и Фил. После инцидента в баре в наших с ним командных отношениях слегка повеяло холодом. Он, как бы это прискорбно ни звучало, запал на Тейку. Пришлось подостудить. Вся эта заваруха произошла пару дней назад. Драка была короткой, нас быстро разняли. Возможно, я не стал бы ввязываться во все это дерьмо, куда так тянул меня Фил. Выдержка мне сейчас нужна, как никогда. Но он перегнул палку, опустился до чернухи и прямых оскорблений в адрес Теи.
С того дня нашей двухнедельной «дружбе» пришел конец.
– Сыграем? – скалится. – Давай выясним все здесь и сейчас.
Киваю. Неотрывно смотрю в его глаза и слышу свисток. Все закручивается очень быстро, наша пятерка вырывается вперед, ловлю передачу, веду, пробивая вратаря так называемых соперников.
Уже в душе чувствую легкое самодовольство. А еще в моей голове появляется не доброе, но вполне закономерное желание – подвинуть Фила. Марченко так и не вытянул меня из запаса, но видел и фиксировал все наши тренировки. Мне нужен всего лишь шанс, я должен показать себя в настоящей игре.
После тренировки думаю о Тее. Внутри селится протест – пошло оно все к черту. Я думаю так ровно до момента, пока не пересекаюсь с тренером. Он делает несколько персональных наставлений и просит принести ему забытый на трибуне планшет. Возвращаюсь на лед.
Забираю планшет, только сейчас понимая, что девочка, выписывающая пируэты, и есть Тея. Залипаю на этой притягательной картинке на несколько секунд и выхожу за дверь. Возвращаю Марченко пропажу. Сейчас по классике жанра я должен уехать домой, у меня куча дел, но я не могу. Сажусь на самом верху трибуны и наблюдаю, она уже давно разогрелась и обкатывает программу. Очень сосредоточенно, отдавая всю себя.
Красивый взмах рукой, движение, похожее на волчок, откат в сторону, небольшой разгон и прыжок. Неудачный. Тея распластывается на льду. Видя это, по инерции поднимаюсь на ноги, слегка подаваясь вперед. Ее голова опущена, и кажется, что подрагивают плечи. Кажется, потому что отсюда увидеть это просто нереально.
Я вижу подобную картинку раз пять. Идеально выверенные движение, но, стоит ей добраться до любого мало-мальского прыжка, как она приклеивается к земле. Правда, каждый раз поднимается, гордо выпрямляя спину, перед завершением говорит с тренером, тот подбадривающе хлопает ее по плечу, но я прекрасно понимаю, что все это фальшь. Ей не станет легче от подобного жеста, и неважно, насколько он искренен.
Арена пустеет, хочу уйти, дергаю ручку двери и слышу звук соприкосновения острых лезвий коньков со льдом. Она вернулась, но уже одна. Остаюсь там, где стою, просто наблюдаю. Проходит минут двадцать, прежде чем она решается прыгнуть снова, а потом еще раз и еще…
Каждая попытка становится лишь хуже предыдущей.
Еще несколько прыжков в таком темпе, с настолько натянутыми нервами, и она разобьет себе башку. Ее напряжение и отчаяние поглотило все пространство, это чувствуется, практически осязается. Воздух наэлектризовывается, очередная попытка равна падению. Только теперь она не поднимается, продолжает лежать на льду, накрывая лицо ладонями. Быстро сбегаю вниз, касаясь подошвами льда.
