– Я...
– Все нормально, не плачь, – его пальцы стирают слезу с моей щеки, – я просто не хотел, чтобы с тобой произошло что-то плохое. Не хотел впутывать твоего отца... Просто уехал, потому что так правильно. Так лучше для всех. Я не уверен, что моя семья в безопасности здесь. А тебе небезопасно со мной. Но теперь, теперь я что-нибудь придумаю, поговорю с твоим отцом, ты будешь жить у них, а я прилетать сюда, как только смогу.
– Леш, я...
– Тей, – его руки прижимают меня к себе, – не надо. Ничего не говори, все будет хорошо. Верь мне.
– Я верю, – шепчу в ответ и чувствую себя настоящей дрянью. Сегодня я так и не смогла сказать ему правду.
Каждое его прикосновение делает лишь хуже. Я сутулюсь, опускаю голову и не поднимаю глаз. Мне стыдно, стыдно от собственной лжи.
Что будет, если я сознаюсь? Леша этого не простит, не после того, как рассказал о семье. Я же и подумать не могла, что все настолько плохо. Если я признаюсь сейчас, сделаю только хуже. Мне нужно забеременеть, по-настоящему. Сколько он пробудет здесь до того, как улетит? С собой не позовет. Он хочет меня уберечь, да и родители будут не в восторге, решись я поехать с ним. Насколько я понимаю, папа тоже знает всю эту трагедию.
У меня слишком мало времени. С этой мыслью я тяну к нему свои руки, обнимаю. Мне так нужна эта ласка, взаимность. Я утопаю в неге объятий и поцелуев. Схожу с ума от контрастов и хочу остановить время.
Леша рывком подтягивает меня к себе, укладывает на диван, наваливаясь сверху. Пульс зашкаливает. Развожу ноги шире, расстегивая ремень на его джинсах. Я хочу сразу, без долгих ласк и поцелуев.
***
Прошло две недели, но на тесте по-прежнему одна полоска. Завтра Леша улетает. Насколько? Ответить пока не может. Наверное, поэтому я сижу под дверью кабинета гинеколога и боюсь туда войти. А что, если я просто не могу иметь детей? Что, если моя ложь никогда не сможет преобразиться в правду?
Что я творю? Нужно все рассказать, но как? Как начинают такие разговоры? Милый, прости, я соврала. Наплевала на все те ужасы, что произошли в твоей жизни, и солгала о беременности?! Если я это скажу, он уйдет навсегда. Вычеркнет из своей жизни. А я… я не могу без него. Пробовала, отчаянно пыталась, но какой была моя жизнь последний год? Год без него. Серой, убогой. Я училась, пыталась работать, а внутри, внутри была пустота. Она сжирала меня и делает это до сих пор.
– Теона Богдановна, с вами все в порядке?
Милая высокая светловолосая женщина касается моего плеча, и я вздрагиваю. Поворачиваю голову, понимая, что врач сама вышла из кабинета, вышла за мной.
– Да. Простите, задумалась.
– Проходите, – она улыбается и пропускает меня вперед.
Набираю в легкие побольше воздуха и переступаю порог. Морозно. Здесь такой белый свет, он навеивает холод.
– Итак, рассказывайте…
– Я не могу забеременеть.
– Давно?
Краснею и отрицательно качаю головой. Таисия Сергеевна, врач, тепло улыбается и приглашает меня на осмотр. Запрокидываю голову в кресле и зажмуриваю глаза. Почему-то сейчас я уверена, что бесплодна.
– Вытирайтесь, одевайтесь, – протягивает салфетку.
Пока я копаюсь с джинсами, слышу, как женские пальцы отбивают на клавиатуре слова. Что она там печатает?
Сажусь в кресло напротив, крепко сжимая ручки сумки в кулаки.
– Не переживайте, ничего страшного нет. Вы полностью здоровы.
– Тогда почему…
– Так бывает. Просто нужно чуть больше времени.
Времени. Хочется закатить глаза. У меня его нет. Я либо признаюсь во лжи, либо беременею. И пока мой глупый мозг все еще выбирает второе.
Домой возвращаюсь без настроения. Сейчас у меня его нет абсолютно всегда. В квартире пусто, Леша говорил, что ему будет нужно отъехать по делам. Он никак не может продать свою квартиру, зачастую это сложно сделать с вторичным элитным жильем.
Сажусь на диван и включаю для фона телевизор. Подгибаю под себя ноги и просто не знаю, куда деть все эти страхи. Где набраться смелости, чтобы сказать правду?
Не представляю, сколько проходит времени, прежде чем Кирсанов появляется дома. Я слышу хлопок двери и непроизвольно дергаюсь. Сердце учащает свой ритм, а тело отказывается шевелиться. Когда Лешины руки касаются моих плеч, закрываю глаза и стараюсь улыбнуться. Я должна улыбаться.
– Ты чего такая напряженная?
– Что? – поворачиваюсь, растягивая губы в улыбке. – Нет, все нормально. Вот, была у врача.
– Да?
Леша садится рядом и кладет руку на мой живот. У него такой теплый взгляд, что хочется сгореть в аду.
– Ага, сказали… – моя пауза затягивается. Я решаю, что говорить дальше, правду или же ложь. – Все хорошо. Все протекает очень хорошо, – вру и прячу взгляд.
– Мне жаль, что приходится уезжать.
– Я могла бы улететь с тобой.
– Тей, мы уже обсуждали…
– Помню. Просто это странно – быть порознь, особенно в такой момент…
– Новая страна, команда… Мне нужно благоустроить маму, найти психолога сестре. Будь ты там, я все равно не смогу уделять тебе много времени. К тому же здесь тебе будет безопаснее. Твой отец…
– Я поняла, – не позволяю договорить.
Леша всегда был таким – жертвенным. Он вечно старался отгораживать меня от своей настоящей жизни и проблем. Да, иногда я настырно лезла на рожон, допытывалась до его чувств, но он упорно продолжал разделять наши с ним миры. Может быть, изначально нас погубило именно это?
Понимаю, что он хочет как лучше, но для меня все совсем наоборот. Я не вижу угрозы, прямой опасности, и именно поэтому творю всю эту фигню. Окажись я в шкуре его сестры, думала бы иначе. Бедная девочка.
– Давай что-нибудь посмотрим? – придвигаюсь ближе, прижимаясь щекой к его плечу.
– Давай. Что?
– Что-нибудь веселое, – опоясываю его туловище руками, приклеиваясь, как жвачка.
– Найдем.
Он улыбается, сегодня он постоянно улыбается. Выпутываюсь из объятий и иду на кухню. Нужно сделать чай и бутерброды. Я не хочу есть, но и говорить с ним – выше моих сил. Займу руки делом.
Остаток вечера проходит в милой, я бы сказала, запредельно нежной атмосфере. Фильм на прожекторе, поцелуй, секс. На долю секунды мне даже кажется, что все по-прежнему. Лишь кажется.
Утром я еду с ним в аэропорт. Постоянно держу за руку и убеждаю себя, что должна сознаться сейчас. Вот в эту минуту, когда объявляют посадку.
– Леш, я…
– Я люблю тебя, – он говорит первым, тянет на себя. Обнимает. Так крепко, что из глаз выступают слезы. Нет, конечно же, не от боли. Я подавлена, зла на себя и до чертиков расстроена из-за его отъезда.
