— Если поднимется ветер, сэр, — уступил Стадмейр.
— Ну, если этого не произойдет, мы так облажались, что все остальное не будет иметь значения, — ответил Хейджил. — Так что я собираюсь выяснить, что так и будет. О, — он махнул рукой, — я допускаю вероятность того, что этого не произойдет, но ты так же хорошо, как и я, знаешь, что если этого не будет, все планирование в мире не изменит того, что случится. Насколько я понимаю, мы вполне могли бы планировать все к лучшему.
— С этим не поспоришь, сэр, — согласился Стадмейр.
— Конечно, «лучший» не всегда так чертовски хорош, не так ли? — Хейджил еще некоторое время сердито смотрел на карту, затем снова посмотрел на своего лейтенанта. — Даже если винтовые галеры более или менее не в себе, у нас все равно остается Росейл. Скорее всего, они оба будут у нас на заднице, если предположить, что каждый из них догадается, что другой там. Скорее всего, они понятия не имеют об этом — пока — но вы можете быть чертовски уверены, что это скоро изменится, когда они подойдут достаточно близко, чтобы услышать выстрелы друг друга.
Он сделал паузу, и Стадмейр кивнул в мрачном согласии.
— Ну, в таком случае нам нужно послать несколько сигналов, и это займет некоторое время, потому что нам придется многое произносить по буквам вместо того, чтобы полагаться на словарный запас, — сказал Хейджил. — И мы должны передать их все до того, как станет слишком темно, чтобы Абат мог их прочитать, так что давайте позовем сюда Жэйсина и мастера Тримора и начнем придумывать, что ему сказать.
IV
Кауджу-Нэрроуз, залив Хаскин, провинция Швей, империя Южный Харчонг
— Это сработает, сэр?
Глаза Данилда Стадмейра были спокойны, и в тихом голосе лейтенанта не было никаких сомнений. В нем чувствовалась явная, острая, как нож, напряженность и, возможно, более чем легкое сожаление, а также стальная целеустремленность, но то, что звучало наиболее отчетливо в тот момент, было искренним любопытством и чем-то почти похожим… на каприз.
— Не знаю, — так же честно ответил капитан Хейджил, затем улыбнулся короткой свирепой улыбкой. — Ветер на самом деле даже немного лучше, чем я ожидал, но я просто не знаю. Тем не менее, думаю, что это, по крайней мере, станет тем, что граф Шарпфилд любит называть «неприятным опытом» для ублюдков. Вытащим мы кого-нибудь или нет, хотя…
Он пожал плечами, и Стадмейр кивнул. Затем он коснулся груди в воинском приветствии и направился к своему обычному боевому посту у подножия грот-мачты.
Хейджил проводил его взглядом, затем взглянул на бледные полосы, начинающие появляться на восточном небе. В этих широтах рассвет наступал сразу после первых просветов, и он потратил мгновение, надеясь на всех архангелов, что большинство кораблей чарисийцев будет, по крайней мере, примерно там, где он надеялся увидеть их. Честно говоря, это было маловероятно, учитывая трудности, с которыми сталкивались парусные корабли, просто находя друг друга, не говоря уже о том, чтобы следить друг за другом в кромешной тьме безлунной ночью, но он мог надеяться.
Ему удалось передать свои сигналы до наступления темноты, и капитан Абат их принял. Учитывая то, что он знал об Абате, Хейджил был уверен, что другому капитану не понравились его приказы, но все было слишком плохо. Хейджилу тоже не очень нравилась его собственная часть предложенного плана сражения. На самом деле, он отдал бы все, что только мог вообразить, чтобы избежать этого.
Он глубоко вздохнул и еще раз оглядел безукоризненно чистую и опрятную палубу «Дреднота», понимая, как сильно он любит этот корабль и его команду. Затем он кивнул Амбросу Ливкису, корабельному капеллану.
— Думаю, пришло время, отец, — тихо сказал он, его голос почти затерялся в звуках ветра и воды, и младший священник-бедарист кивнул и подписал себя скипетром Лэнгхорна.
— Давайте помолимся, сыновья мои! — призвал он. На палубе воцарилась тишина, если не считать того же самого шума ветра и волн, и одинокая виверна просвистела где-то в темноте над кильватерной полосой корабля, когда головы были обнажены и склонены, и он поднял руки в благословении. — О Боже, мы просим Твоего благословения на нас в этот день, когда мы сталкиваемся с врагами Твоей воли. Битва будет тяжелой. Потери будут тяжелыми, а мы всего лишь смертны. Мы очень боимся того, к чему мы призваны, но мы знаем, что мы должны делать, и мы встречаем это лицом к лицу, поддерживаемые знанием того, что Ты будешь с нами, чего бы это ни стоило, и что нет лучшего дела, за которое могли бы бороться те, кто любит Тебя. Будь с нами в темной долине смерти, как Ты всегда с нами, и прими в Свои любящие объятия тех, кто в этот день отдает свои жизни ради Твоего служения. Аминь.
* * *
— Восход солнца через двадцать минут, сэр, — сказал лейтенант Трейвир.
Поэл Халинд кивнул, и флаг-лейтенант протянул ему чашку горячего чая. Ночи в заливе Хаскин редко можно было назвать «холодными» — они находились менее чем в пятистах милях ниже экватора, — но темнота была прохладной и ветреной, и адмирал с благодарностью сделал глоток. В течение ночи ветер неуклонно набирал силу. К этому времени с северо-запада дул сильный ветер, поднимая четырехфутовые волны. Этого было недостаточно, чтобы беспокоить его — по крайней мере, пока. Что действительно беспокоило его, так это то, что западный ветер нес облака на своем дыхании. Звезды на западе неуклонно исчезали в течение последних нескольких часов, а барометр все еще падал.
«Суорд» неловко перекатывался, когда он двигался по более крутым волнам, и остальная часть его эскадры была рядом с ним. Халинду не нравилось прерывать бой, чтобы собрать свой строй, но иногда осторожность действительно была лучшей частью доблести. Вчера он догнал чарисийские галеоны позже, чем ожидал, и винил себя в том, что раньше снизил темп винтов, чтобы дать отдых своим «пешеходам». Ветер поднялся быстрее, чем он ожидал, что позволило чарисийцам развить большую скорость. В сочетании с его собственным решением это растянуло время, пока его корабли не смогли приблизиться к тяжеловооруженным галеонам, а решение КЕВ «Сикл» повернуть прямо на преследующие галеры растянуло его еще больше.
Бронированные казематы винтовых галер подверглись суровому испытанию, когда галеон выпускал по ним двадцатипятипушечные залпы, стреляя сплошными ядрами, а не снарядами. Они выдержали наказание лучше, чем на самом деле ожидал Халинд, но это не означало, что они не пострадали от разбитых пластин и сломанных болтов или что их опорные балки не были поломаны и искорежены ударами. На самом деле был пробит только «Карбайн», но он подозревал, что некоторые другие получили больше структурных повреждений, чем были готовы признать их капитаны. Задержка, чтобы разобраться с «Сиклом», не выставляя свои небронированные борта напоказ мрачно настроенным артиллеристам галеона, стоила по меньшей мере еще одного полного часа — скорее, полутора часов — дневного света и сильно нарушила строй Халинда.
Это также научило винтовые галеры пределам их бронированной защиты, когда одна из них непреднамеренно обнажила свой борт. Именно на этот случай капитан «Сикла», очевидно, приберег по крайней мере несколько пушек, заряженных снарядами, а не ядрами, и пара тридцатифунтовых снарядов без особых усилий пробили левый борт «Бейэнита» и взорвались внутри галеры.
