Это невозможно, — произнес тихий голос сквозь безумие и хаос в глубинах мозга Энсина Мэйхэфи.
Он уже видел достаточно сражений, чтобы знать, насколько нелепыми на самом деле были рассказы бардов об обезглавливании одной рукой. Реальный бой был гораздо более уродливым и жестоким, чем когда-либо признавалось в любой из этих историй, и настоящие солдаты не могли просто отрубать головы одним ударом меча. Этого нельзя было сделать.
И все же атакующая кошмарная фигура перед ним могла это сделать. И кто бы это ни был, он сделал это снова, когда на него набросился второй охранник. Десятки — десятки — охранников теперь стреляли в него, вероятно, потому, что они не могли видеть ни одной цели под деревьями, и это не принесло никакой пользы. Мэйхэфи был поражен тем, сколько выстрелов можно было сделать в бою, не попав в цель, но, конечно же, не все эти пули могли промахнуться мимо него!
Только они промахивались. Каким-то образом они не попадали, и он услышал крики ужаса, когда нападавший пробирался сквозь этот шквал огня, чтобы добраться до стоявших за ним людей.
— Демон! Демон! — завопил кто-то, и что-то щелкнуло в голове Мэйхэфи. Мать-Церковь и инквизиция могли называть их «демонами», но для них было и другое название, и теперь он знал, что они имели в виду каждое слово из посланий, которые они оставили в своей кровавой работе. — Де..!
Крик резко оборвался, а затем этот единственный нападавший — этот единственный сейджин — оказался в центре по меньшей мере дюжины мужчин.
У них было столько же шансов против него, сколько у бамбука против пасущегося дракона джунглей. Они не просто умерли. Они отлетали от него, но не как неповрежденные тела, а как куски тел. Ни один человек не мог оказаться в пределах его досягаемости и остаться в живых.
Сейджин неуклонно продвигался к палаткам, отведенным для отца Тринта и остального духовенства, прорубая себе путь сквозь все на своем пути, как сам гнев Чихиро, и ружейный огонь, льющийся из деревьев, обрушивался на колеблющихся, перепуганных защитников, как море. Каждый инстинкт подсказывал Мэйхэфи оставаться там, где он был, но какая-то упрямая искра долга вместо этого толкнула его на ноги.
— Лейтенант! Лейтенант Энсин! Какого черта, по-твоему, ты делаешь?! Ложись, черт возьми!
Он слышал голос Эйнгуса позади себя, даже сквозь шум и оглушительный грохот винтовок, но это не имело значения. Что бы он ни думал об инквизиции, у него был свой долг. Если он откажется от этого, у него ничего не останется, и только сейчас он по-настоящему осознал, как отчаянно цеплялся за эту концепцию как за спасательный круг в мире, превратившемся в ужас. Долг, честь, верность своим товарищам и людям под его командованием — как бы это ни называлось, это было гораздо более сложное понятие, чем он когда-либо осознавал до того, как армия Бога вошла в Сиддармарк, и это было единственное, что у него осталось. В этот момент он увидел это с ясностью, которой никогда прежде не достигал, и понял, что скорее умрет, чем откажется от того единственного, что позволяло ему оставаться тем, кого он знал.
Он бросился бежать, на ходу вытаскивая свой собственный меч, слыша больше пуль, чем он мог сосчитать, просвистевших мимо него из этого пронзенного молниями леса. Они не могли все сразу скучать по нему, но его жизнь казалась такой же очаровательной, как у сейджина. Он наполовину спотыкался о мертвых и умирающих людей, оставшихся после сейджина, и без тени сомнения знал, что его собственное тело скоро присоединится к ним.
Он побежал быстрее.
Там!
Майор Пэкстин поднял свой пистолет, когда люди между ним и сейджином упали… или бросили оружие и побежали. Лицо майора было искажено страхом, его глаза были огромными и недоверчивыми, и он сжимал пистолет обеими руками. Пламя вырвалось из ствола, дульная вспышка почти коснулась небронированной груди сейджина. Он не мог промахнуться с такого расстояния, но сейджин даже не замедлился, и Пэкстин завыл от ужаса, а затем закричал в агонии, когда этот ужасный меч выпотрошил его. Он упал, крича, пытаясь удержать свой вспоротый живот, а человек, который убил его, просто перепрыгнул через его тело и оставил его умирать позади.
Мэйхэфи почувствовал кислый привкус рвоты в задней части горла и бросился за сейджином, когда другой человек — или демон; заявления Матери-Церкви о демонизме в данный момент казались гораздо менее проблематичными — добрался до палаток как раз в тот момент, когда отец Тринт выскочил из одной из них, озираясь по сторонам в изумлении, ужасающей панике и недоверии.
— Вот ты где, отец! — Глубокий голос почти без усилий прорвался сквозь суматоху, и все же он был невероятно спокойным, почти разговорным. Сейджин даже не дышал тяжело! — Я искал тебя. Тебе следовало прислушаться к моему предупреждению.
— Демон! — Отец Тринт закричал, указывая скипетром Лэнгхорна на него, и сейджин рассмеялся.
Этот смех доносился сквозь щели во вратах ада. А затем, с ослепительной скоростью, он выронил более длинный из двух своих клинков, поймал перед сутаны священника своей внезапно опустевшей рукой и поднял Тринта Дезминда с его ног.
— Передай мои наилучшие пожелания отцу Виктиру, — сказал этот глубокий голос. — Скажи ему, что тебя прислал Дайэлидд Мэб.
Дезминд в ужасе закричал, дрыгая ногами и извиваясь в хватке сейджина, как перепуганный ящерокотенок. Затем это более короткое лезвие вонзилось ему в живот и проложило себе путь вверх. Оно вырвалось обратно из груди верховного священника, и Дайэлидд Мэб отбросил его умирать.
Мэйхэфи сделал рыдающий вдох, в котором смешались ужас, страх и отчаяние, и вонзил свой меч в спину Мэб в мощном выпаде, поддержанном всей инерцией его преследования на бегу.
Этого никак не случилось.
Сейджин протянул назад пустую руку, даже не глядя — даже не заметив приближения Мэйхэфи — и поймал обнаженный клинок. Это было так, как если бы Мэйхэфи вогнал острую сталь в кирпичную стену. Удар просто прекратился с такой силой, что его собственная рука наполовину онемела. А потом сейджин — Мэб — дернул запястьем, и меч вылетел из руки лейтенанта.
Мэйхэфи схватился за свой кинжал, но теперь Мэб повернулся к нему лицом. Та же рука, которая остановила его меч, рука, которая должна была потерять пальцы из-за его остроты, скользнула вниз. Она поймала его собственную руку прежде, чем та дотянулась до кинжала, и он закричал от боли, когда она вывернула его руку, заставив подняться на цыпочки.
Время замерло.
Он обнаружил, что смотрит в твердые, как камень, карие глаза мужчины, который был на пять дюймов выше его. Человек, чья рука даже не дрогнула, когда его стальные пальцы с сокрушительной силой сжали запястье Мэйхэфи.
— Лейтенант Мэйхэфи, — спокойно произнес тот же глубокий голос, прорезая суматоху — продолжающиеся крики, длящийся треск и рев винтовочного огня — с предельной ясностью. — Я тоже искал тебя.
Мэйхэфи уставился на него, чувствуя свою полную беспомощность в этой нечеловечески сильной хватке. Сейджин взмахнул своим клинком резким движением, которое очистило его от большей части крови. Затем он вложил его в ножны, и что-то дернуло за пояс лейтенанта, когда левая рука другого мужчины выхватила кинжал Мэйхэфи из ножен. Он знал, что вот-вот умрет, и ужас от этой мысли душил его, но, по крайней мере, это был бы конец.
