Лично Канир придерживался несколько сварливого мнения, что рубиновое кольцо на его левой руке и широкая оранжевая лента в виде голубиного хвоста сзади на его шапочке священника должны были дать ему хотя бы каплю контроля над его собственными приходами и уходами.
О, перестань жаловаться! — он ругал себя. — Могло быть намного хуже, и ты это знаешь, сварливый старый… джентльмен.
Его губы скривились под шарфом, когда он вспомнил, как Бирк Рейман применил к нему это существительное в апреле прошлого года. Дополнительные прилагательные Сейлиса Трасхата после почти смертельной засады на тропе Грин-Коув были гораздо более красочными… и, как он признал, не более чем вполне заслуженными им. Так что, возможно, его подчиненные вели себя не так уж неразумно, как казалось. И даже если бы это было так, это было не большее наказание, чем он заслуживал.
Он напомнил себе об этом довольно твердо, пока нелепая кавалькада бодро трусила по заснеженной буксирной дороге на берегу реки, сопровождаемая грузовыми санями по речному льду под ними.
* * *
— Вам не нужно было проделывать весь этот путь лично, ваше преосвященство. Я мог бы передать вам по семафору или даже посыльной виверной любое сообщение, которое вам было нужно.
Почему-то архиепископа Жэйсина не удивила первая фраза Алина Симкина. Он составил предварительное мнение об этом коренастом седовласом генерале после того, как тот был освобожден от должности командира 3-й чарисийской дивизии и проехал через Тейрис, направляясь принять командование армией Дейвин. Теперь это суждение подтвердилось, поскольку чисхолмец смотрел на него точно таким же взглядом, которым Фрейдмин Томис, его камердинер, проработавший слишком много лет, одарил его, когда он объявил о своем намерении посетить фронт.
— Да, сын мой, — спокойно ответил он. — Уверен, что вы могли бы. К сожалению, мне всегда было немного трудно навещать больных и благословлять умирающих с помощью семафора или посыльной виверны.
Щеки Симкина слегка порозовели, и он склонил голову в знак признательности. Однако Канир не заблуждался, полагая, что раскаяние генерала продлится долго. Лучше всего воспользоваться как можно большим преимуществом, пока оно не рассеялось.
— Пока я здесь, — продолжил он, — я, конечно, хотел бы осмотреть позиции армии и встретиться с как можно большим количеством ваших храбрых солдат. — Он коснулся своего нагрудного скипетра и встретился взглядом с Симкином. — Кажется, это самое меньшее, что я могу сделать для воинов, которые здесь, во льдах и снегах, защищают людей моего архиепископства. Поверьте мне, генерал Симкин. После только что прошедших зимы и лета мои жители Гласьер-Харт точно знают, насколько это важно.
— Конечно, ваше преосвященство. Но я буду рад предоставить проводников — и подходящий эскорт — чтобы отвезти вас куда угодно. В разумных пределах, конечно.
Что ж, это окно оставалось открытым недолго, — язвительно подумал Канир.
Он подумал о том, чтобы поспорить, но не очень сильно. Он проехал более трехсот миль, чтобы нанести этот визит, и преодолел больше половины из них, прежде чем предупредил генерала о своем приезде. Задержка тоже не была случайностью. Что бы сейчас ни сказал Симкин, архиепископ был уверен, что если бы он был настолько неосмотрителен, чтобы сообщить командующему армией о своем приезде раньше, генерал нашел бы всевозможные неопровержимые причины для того, чтобы он развернулся и вернулся в Тейрис. По тому, что он видел в чарисийцах и чисхолмцах, Симкин был бы вполне способен послать вооруженный эскорт, чтобы вежливо — но твердо — навязать свою точку зрения на этот вопрос. В сложившихся обстоятельствах, вероятно, было разумнее довольствоваться любыми победами, которые он мог одержать.
Кроме того, как только он выйдет из-под контроля Симкина, он должен быть в состоянии запугать любого подчиненного офицера, которому было поручено командовать его эскортом, чтобы тот отвез его туда, куда он действительно хотел пойти. В том, чтобы быть хрупким, седовласым, выглядящим святым, хитрым старым священнослужителем, были определенные преимущества.
Как бы ни сопротивлялись им генералы.
— Спасибо, сын мой, — кротко сказал он. — Уверен, что вы лучший судья в этих вопросах.
Симкин скептически посмотрел на него, и Каниру не нужно было смотреть на отца Гарта, чтобы понять, что его секретарь и помощник закатил глаза к небу.
— Тем временем, однако, — сказал Симкин, — лучше всего нам устроить вас где-нибудь в теплом месте и накормить горячей едой. Как только вы поедите и отдохнете несколько часов, я буду рад проинформировать вас о нашей ситуации здесь.
— Это звучит как отличная идея, сын мой. Спасибо вам.
* * *
Горячий суп, свежий хлеб и типичный для горцев крепкий чай оказались даже более желанными, чем ожидал Канир. Они также были далеки от того скудного рациона, который он и все его стадо пережили прошлой зимой и весной. Его глаза потемнели при воспоминании о том, сколько людей из этого стада погибло от холода и лишений… и о том, сколько из них были так молоды. Они заплатили горькую цену за свою верность республике и протектору — и Жэйсину Каниру — его жители Гласьер-Харт. Цену, достаточно горькую, чтобы любой архиепископ почувствовал себя неполноценным.
Но этой зимой ситуация была намного лучше. Лорд-протектор Грейгэр и его союзники-чарисийцы перевернули небо и землю, чтобы доставить еду по каналам и рекам из Сиддар-Сити. И хотя слишком многие фермеры и шахтеры Гласьер-Харт либо погибли, либо были призваны на военную службу, они были жесткими и жизнерадостными людьми, слишком упрямыми для их же блага и хорошо привыкшими встречать жизненные трудности лицом к лицу. Несмотря ни на что, им удалось собрать урожай и добыть уголь, и, по крайней мере, в этом году они были избавлены от жестоких нападений партизан и угрозы прямого вторжения. Их каменистые поля ответили на их преданность более высокими урожаями, чем обычно. Изможденные, худые лица — даже впалые от голода щеки Канира — снова наполнились, и он больше не чувствовал горькой вины, когда садился за плотную, сытную еду.
Он доел остатки супа, отодвинулся от простого деревянного стола, бережно держа в ладонях кружку с чаем, и огляделся. Он был уверен, что его собственное августейшее присутствие сместило какого-то майора или полковника, и он сожалел об этом, но не было смысла думать, что он мог убедить Симкина и его подчиненных заключить какое-либо другое соглашение. Что, вероятно, было и к лучшему, поскольку Гарт и брат Леймьюил устроили бы три вида истерик, если бы он стал утверждать, что они должны разместить его в предоставленных чарисийцами зимних палатках, которые они использовали во время своего путешествия сюда. На самом деле они были теплее, чем домик, из которого он и Фрейдмин сбежали от инквизиции, но он сомневался, что кому-то было бы интересно, если бы он указал им на это.
Его нынешнее жилище, однако, было намного теплее и уютнее, чем тот домик, и, по правде говоря, он был более чем доволен таким положением дел. Комната была частью крепкой казармы, построенной из ошкуренных, отесанных, расколотых — и, к счастью, защищенных от сквозняка — бревен, с толстой крышей из черепицы, вырезанной из коры бревен. Хребет сооружения образовывала сложенная из речных камней каменная стена, поглощавшая тепло огня ряда встроенных в нее спина к спине каминов и излучавшая его обратно. Деревянные доски пола были напилены водяными лесопилками чарисийских инженеров, и он почувствовал, как его веки пытаются закрыться, когда он сидел в теплом комфорте и слушал, как ветер стонет за стенами.
