— Впечатляет, ваше преосвященство, — согласился Истшер. — Это одно из новых угловых орудий с казенной частью.
— А? — Канир снова посмотрел на него. — Слышал, что ваши работы в Делтаке улучшают вашу существующую артиллерию. Полагаю, должен сказать, что улучшают ее еще больше. — Он коротко улыбнулся. — Могу я спросить, почему ствол кажется таким отведенным… назад?
— Это делается для того, чтобы уравнять массу между осями и передней частью во время перемещения. — Истшер кивнул на двухколесную тележку — в данный момент ее колеса тоже были на полозьях — прицепленную к концу орудийного лафета. — Однако при выстреле ствол возвращается в прежнее положение, не перемещая суппорт. Вот почему лафет разделен таким образом, чтобы его можно было правильно разложить и вкопать для стабилизации орудия.
— Понимаю. — Архиепископ повернулся к своему генералу. — Это кажется довольно существенным, — заметил он. — Намного больше, чем тридцатифунтовые орудия, которыми был вооружен генерал Тейсин. На самом деле оно выглядит немного больше, чем угловые пушки, которые вы использовали в прошлом году, если уж на то пошло…
— Потому что это так, ваше преосвященство, — согласился Истшер. — Оно с казенным затвором — по сути, то же самое оружие, которое военно-морской флот устанавливает на тяжелые броненосцы, только на полевой установке. Оно того же калибра, что и наши оригинальные угловые пушки, и его ствол примерно на два фута длиннее, хотя полевая версия все еще немного короче, чем версия военно-морского флота, чтобы снизить вес. У него больше возвышение, чем у орудий военно-морского флота — или, если уж на то пошло, чем у нас, — но его максимальная дальность стрельбы меньше, чем у военно-морского флота, из-за более короткого ствола. Бригадный генерал Силак говорит мне, что оно все еще может стрелять примерно на двенадцать тысяч ярдов, что в два раза дальше, чем могли стрелять наши старые углы, и у него гораздо более высокая скорострельность. На данный момент у нас их всего четыре, и я рад их видеть. Честно говоря, я вообще не ожидал, что они появятся раньше начала лета.
— Понимаю, почему вы были бы довольны, — признал Канир и покачал головой, еще раз ошеломленный — и, возможно, более чем немного напуганный — бешеными темпами, с которыми империя Чариса упорно меняла облик войны.
Так много убийств, — печально подумал он. — Так много крови, смертей и разрушений. Но как бы это ни было ужасно, насколько ужаснее было бы, если бы кто-то вроде Жаспара Клинтана был оставлен на свободе, чтобы совершить любую месть, какую он выберет, любому, кто осмелится бросить ему вызов?
— Во многих отношениях я бы тоже предпочел старомодные пушки и фитильные замки, ваше преосвященство. — Комментарий Истшера удивил архиепископа и заставил его снова взглянуть на лицо верховного генерала, а герцог пожал плечами. — Ни в одном из новых видов оружия нет ничего демонического. Отец Пейтир и архиепископ Мейкел оба заверили меня в этом, и механики мастера Хаусмина достаточно часто описывали мне принципы. Если уж на то пошло, любой генерал, который не принимает ничего, что спасает жизни его собственных людей, в первую очередь не имеет права командовать ими. И не хочу показаться бессердечным, но мертвый есть мертвый, как бы ни был убит человек. Но иногда… — Настала его очередь покачать головой. — Иногда количества мертвых достаточно, чтобы я не мог заснуть и простоял на коленях всю ночь.
Канир импульсивно потянулся, положив одну руку на колено другого мужчины.
— Это хороший знак, — сказал он. Одна бровь Истшера приподнялась, и архиепископ улыбнулся. Эта улыбка была немного кривой, сдвинутой с места из-за того, что признание Истшера резонировало с его собственными мыслями всего мгновение назад. — Это признак того, что у тебя есть совесть, сын мой. Бог и архангелы дали тебе ее не просто так, и хорошо, что она у тебя все еще есть. — Его улыбка исчезла. — Я только хотел бы, чтобы больше тех, кто утверждает, что служит Матери-Церкви, могли сказать то же самое.
— Думаю, вы правы, ваше преосвященство. Что хорошо, когда у нас все еще есть совесть, независимо от того, есть она у другой стороны или нет. На самом деле, что меня больше всего беспокоит, так это количество хороших людей, которых я видел, теряющих совесть из-за жажды мести. Если уж на то пошло, — он отвел взгляд, — не могу притворяться, что не был… благодарен, когда Лейрейс Уолкир отказался от моего предложения пощады.
— Не все раны нанесены плотью, — тихо сказал Канир. — И не все из них заживают. Но думаю, ты должен лелеять ту боль, которую испытываешь, когда думаешь о форте Тейрис. Не позволяй этому помешать тебе делать то, что ты должен, но помни, что делает тебя тем, кто ты есть.
— Постараюсь иметь это в виду, ваше преосвященство, — ответил Истшер, поворачиваясь, чтобы спокойно встретить его взгляд. Затем он встряхнулся и улыбнулся, указывая вперед, когда их сани завернули за поворот. Канир увидел, что там развернулась линия артиллерийских орудий, и его глаза расширились от внезапного понимания.
— Постараюсь иметь это в виду, — продолжил генерал, — но тем временем у нас есть небольшая неожиданная демонстрация, которую мы должны показать вам, прежде чем мы отведем вас в помещение и проинформируем вас о нашей текущей диспозиции. Они не такие тяжелые, как угловая пушка, которую мы проезжали по дороге сюда, но думаю, как только вы увидите их в действии, вы поймете, почему я был так рад увидеть тяжелые углы.
Новые орудия были… изящнее, чем шестидюймовые угловые, — подумал Канир, — и снабжены какими-то наклонными стальными щитами. Однако у них были одинаковые раздвоенные лафеты, и на конце каждой ноги были лопаты, врытые в твердую землю. Орудийные расчеты стояли в ожидании — их было меньше на орудие, чем он ожидал, — и он вопросительно оглянулся на герцога.
— Мастер Хаусмин окрестил их «полевой пушкой М97, 4 дюйма, модель 1», ваше преосвященство. Как и новые угловые пушки, они больше не используют шипованные снаряды, и обученный расчет может производить шесть или семь выстрелов в минуту на расстояние до пяти тысяч ярдов. И боюсь, — улыбка Истшера превратилась в выражение мрачного удовлетворения, — что храмовым мальчикам они ни капельки не понравятся.
V
Мазджир, герцогство Гвинт, и ущелье Оларн, провинция Нью-Нортленд, республика Сиддармарк
— Думаю, вам это покажется интересным, ваше преосвященство, — сказал Тейчо Дейян, махнув рукой в сторону пехотного взвода, марширующего к ним по снегу. — Это было предложение молодого капитана копий из двести тридцать первого добровольческого полка.
— Так ли это, милорд? — Архиепископ воинствующий Густив Уолкир повернулся, чтобы посмотреть в ту сторону, куда указал командующий могущественным воинством Божьим и архангелов. — Это, должно быть, лагерь номер четыре, не так ли? — Харчонгец кивнул, и Уолкир улыбнулся. — Понимаю, что из этого лагеря поступило несколько интересных предложений, — заметил он.
— Верно. И я, со своей стороны, благодарен за это.
В это предложение было вложено немало смысла, — размышлял Уолкир. Ради своего нынешнего назначения Тейчо Дейян, граф Рэйнбоу-Уотерс, был возведен в ранг повелителя конницы. Титул графа был довольно низким для такого важного поста в имперской харчонгской армии, и повелителя конницы лучше всего можно было бы охарактеризовать как эластичное звание. Оно было примерно равносильно епископу в армии Бога или генералу — возможно, даже простому бригадному генералу — в армиях Сиддармарка или Чариса, но между ним и повелителем воинств, высшим харчонгским полевым званием, не было никакой формальной ступени или титула. Это означало, что он обладал любой властью, которую император (или, по крайней мере, его бюрократия) посчитал необходимой в любой данный момент, и Рэйнбоу-Уотерс был выбран поверх голов по меньшей мере десятка повелителей конницы, чей стаж намного превышал его собственный.
