Эбер сканировал этот странный зал быстро-быстро и почти не ощутимо. Не знай я, какова его сила, не заметил бы. Что ж, приятно, когда твой друг хорош в магии.
— Ничего странного и опасного не чувствую, — резюмировал Эбер. — Включим поиск божественного предмета?
Я достал опознавательный камень, который при добавлении толики магии тут же засветился.
— Так просто? — удивился Эбер. — Нет, мы, конечно, очень удачливые, но это не поддается никакой логике. Должен быть подвох!
— Должен, — согласился я. — Знать бы где.
Мы с Эбером, стоя у входа в зал, проверяли помещение как могли: и камни кидали, и магией. Ничего. Словно это был не зал, где хранился артефакт, а самая обычная пещера.
— Ладно, попробую пройтись, — принял я решение. — Не вечно же здесь стоять.
— Подожди и ее отвлекай меня, я попробую понять, где именно в этой комнате находится артефакт, — сказал Эбер, а через десять минут заявил: — Он в конце комнаты.
Я поставил на себя щит и медленно пошел в указанную сторону, больше ни о не спрашивая Эбера. Но прошел недолго: через секунду я наткнулся на невидимый магический барьер, который отбросил меня назад с такой силой, что и убить мог бы. Барьер тут же стал видимым. Точнее, барьеры: несколько десятков магических заслонов стояли перед нами,
Потом Эбер попробовал другой путь — и уже его отшвырнуло. Потом мы попробовали сломать этот барьер, потом... да много чего попробовали, пока я, наконец, не влетел в плиту и не сбросил в нее остатки заклинания. Случайно, совершенно случайно! Но это сработало — в барьере образовалась дыра. Я посмотрел на плиту, на которой пентаграмма горела голубоватым цветом, и убрал руки. Как только магия исчезла — барьер вернулся на место.
— Хэй, ты точно божество? — скептически спросил Эбер. — Может тебе на талисман невиданной удачи переквалифицироваться? К пещерам пошел — нужную нашел, на попу упал — на нужный круг нажал.
— Лучше бы тебе не ерничать, а понять, как работает эта головоломка, — заявил я.
Путем не слишком долгих экспериментов (в сравнении с тем, сколько мы потратили, пытаясь сломать барьер), стал понятен принцип работы барьеров. Если влить магию в определенную напольную плиты, то два ближайших барьера исчезнут — тот, что спереди, и тот, что позади. Но как только магия прекращает попадать в магический круг, то барьер восстанавливается. Эту древнюю головоломку нельзя пройти в одиночку, нужно, чтобы кто-то вливал магию, а кто-то шел вперед. Потом тот, кто остался позади ждал, пока ушедший вперед найдет нужную плиту и позволит пройти дальше.
Когда мы с Эбером поняли этот принцип, то добраться до артефакта стало делом времени. Мы настолько обнаглели, что переругивались и смеялись, практически забыв, что мы находимся в опасном месте. Травы действовали на меня слабо, а у Эбера был амулет, потому путь к артефакту был легким.
Эбер добрался до артефакта, схватил его, победно улыбаясь, а после мы стали возвращаться обратно. Я подозревал, что где-то могут быть еще ловушки, а потому постоянно следил за местом и как-то упустил момент, что Эбер не сказал ни единого слова, когда мы возвращались. Из зоны барьеров он вышел первым, а мне пришлось остановиться перед последним барьером и подождать, пока Эбер активирует последнюю плиту перед выходом из зала. Вот только Эбер почему-то прошел мимо нужной плиты.
— Эбер?
Я стоял в ловушке и смотрел, как Эбер спокойно идет к выходу из пещерного зала. Это шутка? Не похоже!
— Эбер! — крикнул я, чувствуя, что сердце заколотилось от страха. — Что с тобой? Что-то не так?
Вдруг его кто-то заколдовал? Взял под контроль? И кто тогда смог подчинить себе божество? Неужели... артефакт?!
— Все так, — глухо сказал он, так и не обернувшись.
И этот тон — тихий, с легкими нотками вины, но упрямый и твердый — сказал мне больше, чем любые слова: Эбер планировал оставить меня внутри ловушки.
— Ты... Почему? — спросил я неверяще.
— Потому что победитель будет только один, — усмехнулся Эбер. — На небесах может быть только одно Верховное божество. И это не ты.
— Но я никогда не претендовал... — О чем он вообще говорит?!
— Я знаю. Но это не значит, что нет тех, кто хочет тебя видеть на этой должности. Или ты действительно думаешь, что папа и впрямь отправил тебя только потому, что мне якобы нужна помощь? Ах, да. Ты и впрямь так думаешь.
На минуту мне показалось, что я нахожусь в своем сне, который медленно превращается в кошмар. Только... только это был не сон, это была жизнь.
— В любом случае, без моего согласия ничего не будет! — попытался я воззвать к его разуму.
— Не будет, верно. Но твое согласие получить легко, правда? Придумать душещипательную причину, назвать хорошим ребенком, погладить пару раз по головке — и ты уже готов сделать все, о чем тебя попросили, — усмехнулся Эбер. — Считай, что я делаю тебе одолжение. Если ты не вернешься вовремя, то потеряешь все шансы.
Что за глупости?! Я еще не до конца понимал, что сейчас произошло. Все еще не верил в то, что тот, кого я называл другом, братом, кого считал едва ли не самым близким существом на небесах, вдруг повернулся ко мне спиной, оставляя меня в опасной ловушке.
— Почему? — спросил я, чувствуя, как горечь подкатывает к горлу и превращается в тошноту. — Почему ты так поступаешь?!
— Потому что ты сам не оставил мне выбора!
— Какого выбора? Какого? — я не понимал его, совсем не понимал человека, которого уже десять лет считал близким другом и почти что братом.
— Такой как ты никогда не поймет, — прорычал Эбер. — Не бойся, ты не умрешь, кто-то через день-другой обязательно тебя спасет, когда соревнования наконец закончатся. Будь хорошим ребенком и спокойно сиди на месте.
Последние слова Эбера буквально сочились ядом.
— Я не понимаю... — покачал я головой, от чего чувство тошноты усилилось. — Почему ты не мог мне сказать об этом заранее? Почему... ты поступаешь так? Разве наша... дружба ничего не стоила?
— Дружба? — рассмеялся Эбер. — Дружить можно с равным, но как дружить с тем, кто во всем тебя превосходит? Вот и я не смог.
— Ты... хотя бы пытался? — спросил я. — Когда десять лет назад сказал, что поступал неправильно и хочешь поладить со мной?
— Не пытался, — сказал Эбер.
Я не видел его лица, не видел глаз, не чувствовал магии. Не было ничего. Ни-че-го, что могло бы мне подсказать, искренен он или нет.
— Тогда зачем столько усилий? Зачем столько общения, столько усилий, чтобы получить мое доверие? — спросил я. — И почему именно сейчас?
Я не верил Эберу, совсем не верил. Так всегда было: гадкие слова и хорошие поступки. Возможно, и в этот раз также. Просто надо выбраться и задать этому, как говорил Рефорн, высокомерному засранцу хорошую трепку.
