— Я просто пытаюсь разобраться. Может, оберег не сработал, потому что Радмила что-то напутала?
— Сомневаюсь, — голос Яромира стал холодным, как лед, и Тайка невольно втянула голову в плечи.
— Я же не говорю, что она нарочно.
— Еще чего не хватало! Если ты запамятовала, Радмила тоже была заколдована Лютогором и пострадала даже больше, чем ты! — Было видно, что дивий воин изо всех сил сдерживается, чтобы не накричать на нее. Светлые брови сошлись на переносице, зеленые глаза загорелись недобрым огнем.
— Успокойся, Яромир! Я никого ни в чем не обвиняю!
— Прости, — он немного сбавил тон. — Она моя сестра, и я всегда буду защищать ее. Потому что верю ей как самому себе.
— Ой, да защищай, сколько влезет! — Тайка фыркнула и отвернулась.
На некоторое время снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь обиженным сопением собак. Наверное, те не понимали, зачем глупые люди ругаются.
Тайка вздрогнула, когда Яромир, придвинувшись, осторожно тронул ее за плечо.
— Вот, возьми, — дивий воин протянул ей свой оберег. — Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
— Не надо, — Тайка отвела его руку. — Он же твой.
— Но я хочу сделать тебе подарок. На память.
— Лучше подари что-нибудь другое, а то Радмила обидится. К тому же мы не знаем, как эта штука действует. А вдруг от нее больше вреда, чем пользы?
Ох, не стоило этого говорить. Яромир вспыхнул и порывисто надел оберег себе на шею. Нужно было срочно что-нибудь сказать, чтобы загладить неловкость, но Тайке, как назло, в голову лезли сплошные глупости.
— Послушай, — за неимением косы, она подергала себя за прядку волос — всегда так делала, когда нервничала. — А зачем ты тогда попросил Вьюжку увести?
— Когда это — «тогда»? — вытаращился на нее дивий воин.
— Ну, перед тем, как Кощеевич заколдовал нас с Марьяной. К нам Гриня заглянул и сказал, что ты велел ему привести симаргла.
Яромир стал мрачнее тучи.
— Я ни о чем таком не просил. Что за ерунда? Опять его глупые шуточки? Где этот леший? Хочу потолковать с ним…
Он хрустнул костяшками пальцев, намекая, что грядущий разговор Грине вряд ли понравится, но в этот момент отворилась дверь, и в погреб заглянула Марьяна:
— Не хочу вас прерывать, друзья, но время близится к закату. Все уже готовы, только вас ждут!
Тайка до боли закусила губу. Она столько всего хотела еще сказать, о стольком расспросить… Вот так всегда: сначала минуты тянутся медленно, потом несутся как оголтелые и на самое главное опять не хватает времени. Потому что с тем, кто стал тебе дорог, невозможно наговориться всласть, как ни старайся.
Бывает, что приторный пирог оставляет на языке горькое послевкусие, — вот так и в жизни всегда рука об руку идут радость и печаль, встречи и разлуки, мед и полынь…
— Ну, пора! — Тайка встала, оправляя толстовку.
И, словно в ответ на ее слова, Кощеевич вдруг пошевелился и глухо застонал.
Глава двадцать девятая. Вязовые дупла открываются
Грине повезло, что солнце над лесом уже коснулось краем верхушек сосен и Яромир вместо того, чтобы выполнить свою угрозу потолковать с лешим, лишь отвесил тому короткий подзатыльник и кивнул на носилки, куда сгрузили начавшего приходить в себя Кощеевича:
— Давай, бери — и понесли.
Гриня потер башку, пожал плечами и схватился за ручки.
Процессия выдвинулась к старому вязу. Никифор деловито семенил рядом с носилками и присматривал, чтобы Лютогор чего не выкинул. Радмила несла припасы — несколько яблочных пирогов, завернутых в холщовую ткань. Те пахли так восхитительно, что у Тайки текли слюнки — а ведь она была сыта. Пушок гордо реял над головами, показывая дорогу (не то чтобы в этом была необходимость — поляну, где растет старый вяз, и без него знали все, — но так коловерша чувствовал себя при деле). Тайка думала, что Марьяна тоже пойдет с ними, но вытьянка отказалась наотрез, сказав, но ненавидит долгие проводы и прощания. Ее можно было понять: чем ближе они подходили к условленному месту, тем острее чувствовался ком в горле, и Тайке приходилось часто сглатывать, чтобы не разреветься. Яромир заметил ее смятение, но истолковал его по-своему:
— Эй, дивья царевна, тебе что, нездоровится? Садись на спину Вьюжке, он подвезет.
Отказываться она не стала: когда еще выдастся случай покататься на симаргле?
К закату стало холодать, и Тайка с удовольствием зарылась руками в пушистую собачью шерсть. Чтобы не думать о предстоящей разлуке с Яромиром, она стала мечтать — а вдруг удастся хоть одним глазком заглянуть в дупло и увидеть волшебную страну? Самый краешек. О большем она и просить не смела. Даже если бы нашелся вдруг способ попасть в иной мир и дивий воин предложил бы отправиться с ним, Тайка все равно отказалась бы, потому что родное Дивнозёрье не могло остаться без ведьмы-хранительницы.
* * *
Поляна, на которой рос старый вяз, была залита закатным солнцем. Вокруг дерева с дуплом (а скорее — даже с расселиной) в обилии росла пижма, и от этого казалось, будто бы вся трава усыпана золотом. Над цветами жужжали насекомые, в вышине пели птицы, ветер шумел уже начавшей желтеть листвой, и в прозрачном воздухе чувствовалось дыхание приближающейся осени.
Гриня и Яромир положили носилки на землю (Кощеевич промычал что-то недовольное, но на него не обратили внимания). Дивий воин подошел к вязу и трижды постучал по стволу. Тайка хихикнула: она почти ожидала, что из дупла сейчас ответят: «Кто там?» — но ничего подобного, конечно, не произошло.
— Я предупредил, что мы здесь, — пояснил Яромир. — Они скоро будут. Ждем.
Тайка нехотя слезла с симаргла, потрепала его за уши, потом погладила Джулю, чтобы та не завидовала. На ее плечо приземлился недовольный Пушок:
— Опять нянчишься с собаками?
— А тебе завидно? Они скоро уйдут, и, может, я их больше никогда не увижу.
— У тебя останусь я! — Пушок лизнул ее в щеку шершавым языком.
— Эй!
— Что — «эй»? Я же любя!
Пока они пререкались, из дупла вдруг хлынул золотой свет, и Тайка невольно зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела сразу шестерых дивьих. Все как на подбор — рослые, с русыми волосами, в алых вышитых рубахах, каждый при мече и с луком за спиной. Из кожаных заплечных колчанов торчали краснооперенные стрелы. Шестеро похожих друг на друга молодцев поклонились Яромиру, и тот, что вышел из дупла первым, рявкнул на всю поляну:
— Здрав будь, воевода!
— И ты здравствуй, Неждан.
