Времена года сменяли друг друга. Земля покрывалась снегом, потом снова зеленела; планеты двигались по заданным орбитам, старые козы умирали, а их добродетели увековечивались в их отпрысках. Макс Мангельвурцель женился на дочке мельника; младший брат Катрины, который плакал бы на ее свадьбе, не стал плакать на своей собственной; старый Буттершпрехт давно отправился к праотцам, да и сама Катрина была уже немолода. И по-прежнему с наступлением вечера она излагала свою точку зрения спящему любимому, просившему ее руки – в тех же самых выражениях, что и в самый первый вечер. Фрау-сплетницы стали шептаться, что пара все-таки сложится; однако пока что не было похоже, что это так. Злые языки даже утверждали, что Катрина и Дейдрик уже давно должны были стать парой, но я не понимаю, как это могло произойти без согласия девушки. Секретарь прихода начал требовать оплату своих услуг, но, поскольку ему не хватало терпения, вел он себя неразумно.
Теперь все окрестные жители стали проявлять глубокий интерес к этому делу. Старики не желали умирать, не увидев, как любовь, зародившаяся еще во время их юности, приведет к брачному союзу; а молодые вовсе не желали умирать. Однако никто не желал вмешиваться – все опасались, что женщина отвергнет обращенный к ней совет, а мужчина неправильно поймет порку. Наконец пастор набрался храбрости и решил: либо пан, либо пропал. Словно безумный азартный игрок, он все поставил на волю случая. Однажды он пошел и перенес два табурета, которые уже совсем истерлись, в другой угол двора.
В тот вечер, когда вымя каждой козы было должным образом опустошено, влюбленные направились к привычному месту своих встреч. Они слегка приоткрыли глаза и обнаружили, что табуреты унесли. Их терзало смутное предчувствие беды, и некоторое время они стояли в нерешительности, а потом приняли то решение, к которому их подтолкнули слабеющие колени, и сели прямо на землю. Дейдрик, запинаясь, промямлил предложение, а Катрина бессвязно на него возразила. Однако она дрожала, а потому говорила непонятно, и когда Дейдрик попытался кивнуть в знак полного одобрения, кивки пришлись совсем не к месту. Оба дружно поднялись и поискали глазами табуреты. Катрина попыталась еще раз. Ей удалось вымолвить, что ее отец был чрезмерно молод для брака, а Макс Мангельвурцель будет плакать, если она станет о нем заботиться. Дейдрик совершил такой безрассудный кивок, что у него хрустнула шея, и через минуту сна у него не было ни в одном глазу. Они снова встали, принесли табуреты на привычное место и начали все сначала. Она заметила, что младший брат слишком стар, чтобы ему требовалось все ее внимание, а Макс станет плакать, если женится на ее отце. Дейдрик попытался уснуть, но в его сон ворвался ужасный кошмар, нарушил его отдых и заставил вскочить с подавленным храпом. Взаимопонимание между этими двумя сердцами навеки исчезло, и ни один из них не знал, что на уме у другого. Это было похоже на тридцатый удар во время порки матроса – так же отвратительно! После этого их встречи стали столь неловкими, что они и вовсе перестали встречаться. Вскоре Катрина умерла – несчастная, сломленная дева шестидесяти лет; а Дейрик влачит жалкое существование в отдаленном городке на доход в четверть талера в неделю.
О друзья и братья, если бы вы знали, какие мелочи могут навечно разрушить узы любви, как легко разрушить мир двух верных сердец, как почти без усилий воды привязанности могут превратиться в желчь и горечь, то думаю, вы бы сеяли еще больше раздоров, чем сейчас.
Ранняя история Бата
Бладуд был старшим сыном британского короля (чье имя я прекрасно помню, но решил не писать)
[50]времен Соломона – который, похоже, не знал Бладуда. Следовательно, Бладуд был принцем Уэльским. Более того, он был прокаженным – болел проказой в очень тяжелой форме, и придворный врач, сэр Уильям Галл, часто говорил, что смерть принца – лишь вопрос времени. Когда проказа у человека прогрессирует до такой стадии, он не особо интересуется обществом других людей, особенно если никто не желает иметь с ним дела; так что Бладуд окончательно распрощался с миром и поселился в Ливерпуле. Не придя к согласию с местным климатом, он сложил свой шатер на арабский манер, как говорил Лонгфелло, и тихонько пробрался на юг, вновь разбив шатер в Глостершире.
Там Бладуд нанялся свинопасом к фермеру по имени Смит; однако судьба, как он сам выразился на местном наречии, была против него. Проказа заразна при некоторой степени кровного родства, и выгоняя свиней на пастбище, он передал им свою болезнь, так что через несколько недель их состояние было не лучше его собственного (если не считать того факта, что они были свиньями). Мистер Смит был раздражительным старым джентльменом, настолько несдержанным, что заставлял своих работников трястись от страха, хотя в тот момент он находился за границей, куда отбыл под свою собственную гарантию. Страшась его гнева, Бладуд отказался от работы, не предупредив, как это полагалось, за неделю до ухода, однако решил соблюсти обычай в остальных отношениях – то есть прихватил с собой хозяйских свиней.
Далее мы найдем его в месте под названием Свинсвик (или Свинвиг) в паре миль к северо-востоку от Бата, который на тот момент еще не существовал – на его месте находилась большая гладкая отмель с белым песком, или неспокойный водоем с темной водой (среди путешественников того времени нет согласия на этот счет). В Свинсвике Бладуд нашел свое место: отбросив всякую чушь вроде королевских амбиций и удобств жизни в цивилизованном обществе и совершенно игнорируя обманчивые удовольствия здравого смысла, он удовольствовался тем, что сочинял буриме для леди Миллер на вилле Батистон (стихотворение о булочке с маслом, которое Уолпол ошибочно приписывает герцогине Нортумберлендской, на самом деле было написано Бладудом).
Короткий экскурс в местную историю того периода может оказаться весьма поучительным. Ральф Аллен
[51] тогда проживал в замке Шам
[52], где папа римский обвинил его в том, что он творит добро словно ночной вор и краснеет, когда обнаруживает, что оно не пользуется популярностью. Филдинг мучительно добывал «Историю Тома Джонса»
[53] из собственного сознания, которое можно было бы сделать лучше при помощи мыла и любой воды, кроме той, что была в Бате. Епископ Уорбертон
[54] только что застрелил графа дю Барре на дуэли с лордом Честерфилдом, а красавчик Нэш
[55] спорил о лексикографическом этикете с доктором Джонсоном
[56], сидя в «Пеликан Инн», Уолкотт. Знать обо всем этом необходимо, чтобы суметь оценить, насколько интересно то, что следует далее.
