– Праздник, – повторяю я.
Она кивает:
– Устраивается ежегодно. В разных местах и в разное время, длится ровно три ночи. В этом году праздник назначен в Степни-Грин. В том самом месте, куда послал нас Николас. Видишь эти огни? – Она показывает в окно, на мигающие зеленые огоньки вдали. – Это не блуждающие огни, это искры нимф. Их каждую ночь пускают в воздух во время Зимней Ночи. В первую ночь лиловые, во вторую красные, в третью зеленые. Зимнею ночью, последней из трех, в зеленое спустишься ты. Улавливаешь?
– Вроде бы, – отвечаю я. – Но Веда ничего не говорила о моем участии в каком-то там празднике.
Файфер прищуривается:
– Ты что, крупный спец по толкованию пророчеств?
– А ты?
– Конечно. Это моя специальность.
Звучит достаточно высокомерно.
– А ну-ка, дай угадаю, – говорю я. – Ты хотела, чтобы Джон пошел на этот праздник, а он не соглашался. Вот о чем вы спорили всю дорогу сюда. И вот почему он сегодня вечером так злился.
Она пожимает плечами:
– Он считает это натяжкой. Думает, что я использую пророчество в качестве повода для посещения праздника.
– А это не так?
– Будь оно так, я бы тебе об этом не сказала, – парирует Файфер. Я пропускаю ее тявканье мимо ушей.
– И что за праздник?
– Небольшой междусобойчик. Ну, может, не такой уж небольшой. Немного еды, немного выпивки, много хаоса. Весело. Все собираются.
– Все? – Мне не нравится, как это звучит. – Все это кто?
– Ведьмы, конечно. Колдуны, мертвецы, колдуньи, демоны… в основном из неопасных, но не всегда. Призраки. Их-то мы стараемся не пускать, но это, сама знаешь, бывает трудно. Не всегда его можно узнать вовремя.
– И ты хочешь, чтобы я тоже пошла?
– Конечно же, не хочу! – отвечает она резко. – Ты думаешь, я жажду привести на такой праздник ищейку? Тогда ты более безумна, чем я думала.
– Я не безумна. Я никому не стану вредить.
Она отмахивается.
– Твоего присутствия там я не хочу. Но после того, что я тебе рассказала, если ты чувствуешь, что можешь там что-то найти, – замечаю, как ехидно она подчеркнула это слово, – я тебе помешать не смогу.
Я уже готова ей сказать, что Джон, пожалуй, прав: все это лишь натяжка. Слова-то отлично выстроены, но мне нелегко поверить, что пророчество Веды сводится к приглашению на вечеринку. И все же… что-то подозрительное в этом слышится. Во всяком случае, слишком много совпадений. А Блэквелл учил нас, что совпадений не бывает.
– Да, – говорю я. – Думаю, нам следует пойти.
Файфер замолкает. Потом веки у нее начинают дрожать, глаза закрываются, и выражение лица очень похоже на внезапно наступившее облегчение.
– Хорошо сказано, – говорит она наконец. – Очень решительно. Видно, что ты это на самом деле чувствуешь. Вот тут! – Она стучит кулаком в грудь, передразнивая Гумберта.
– Не гадать и не мямлить! – соглашаюсь я и почти вижу, как она улыбается. – А как насчет остальных? – спрашиваю я. – Если Джон, который не желал тебя пускать на праздник, узнает, что ушли мы обе, – что будет?
По ее лицу пробегает тень вины.
– Тут другое дело. – Она замолкает. – Я их опоила.
– Что сделала?
– Взяла кое-что у Джона в сумке и всыпала в чай.
– С ума сошла! Нельзя же вот так ходить и сыпать травы людям в чай, не отмеряя подходящей дозы! Та, которая едва усыпит Гумберта, беднягу Джорджа может просто убить…
– А у тебя большой опыт по части отравлений, да?
– Что? Нет. Ну, в каком-то смысле. Но не в этом дело.
Файфер качает головой:
– Нормально проснутся. Слегка пришибленные, но я знаю, что делаю. Да и какая тебе разница, что с ними будет? Или тебя только один человек интересует?
У меня горят щеки, я чувствую жар.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Ага, как же! – ухмыляется она.
Я отворачиваюсь.
– Нам пора. И недосуг лясы точить всю ночь. – Я подхожу к окну, открываю его. – Смотри, здесь шпалеры. По ним можно спуститься.
– Стой, – говорит Файфер. – Нельзя идти в такой одежде.
Я оглядываю нас обеих. Платья герцогини: на мне светло-розовое с вышивкой, на ней горчично-желтое, бархат.
– А почему?
– Потому что старушечье тряпье. – Она подходит к кровати и начинает перебирать кучку одежды. – Я заранее думала о празднике, еще когда мы выходили, и подобрала кое-что. Не могла решить, что надеть, так что захватила несколько нарядов. Вот. – Она вытаскивает платье и дает мне. – Надевай.
Платье длинное, в обтяжку, из белого шелка, расшитое черными, синими и оранжевыми цветочками. Шея, плечи и талия украшены переливающимися синими и черными бусинами. Никогда такого не видела.
– Красивое, – говорю я.
– Слишком красивое для тебя, это уж точно. – Она морщит нос. – Ладно. Украшения… куда ты спрятала те, что к ужину надевала?
– У меня в комнате.
Она бросается в коридор и возвращается с сапфировыми серьгами и кольцом.
– Надевай. – Отходит назад, рассматривает меня. – Мое любимое платье, – вздыхает она, лицо ее становится мечтательным. Но потом хмурится: – Вымажешь – убью своими руками. Ясно?
– Не вымажу.
Файфер кивает и начинает одеваться. Натягивает кофточку – тугую, черную, без бретелек, скорее даже корсет, – длинную черную юбку, пару высоких черных сапог. Глядится в зеркало, одобрительно кивает отражению, потом возвращается к открытому окну, высовывается.
– Что так долго?
– Чего? – удивляюсь я.
– Что тебя так задержало?
– Не кипятись, – отвечает молодой мужской голос за окном. Что за черт? Слышен шорох листьев, голос становится громче. – Мне что, все бросать и бежать каждый раз, как ты зовешь?
– Вот именно, – отвечает Файфер, отходя от окна.
В мгновение ока через подоконник перемахивает какой-то парень, грациозно приземляясь рядом с ней.
– Я тоже рад тебя видеть.
Он с широкой улыбкой целует ее в щеку.
Ну ладно, не под кроватью был парень у Файфер, а прятался в кустах, что ничуть не лучше. И вдруг меня почему-то сжимает в тисках внезапная паническая атака.
– Шуйлер, познакомься.
Файфер берет парня под руку и разворачивает лицом ко мне. Я беззвучно ахаю, вдыхая ртом воздух. Черт, должна была понять сразу! По его ловкости, по тому, как он запрыгнул в окно второго этажа прямо с земли. Но сказали мне все его глаза. Как только мы встретились взглядами. Глаза дикие, острые, видавшие виды – да, слишком много знающие, и они сказали мне, кто этот парень. Точнее, что он такое.
