Че трет виски, забирает из моих рук баллончик, поднимает остальные и, не глядя на меня, без всяких эмоций поясняет:
— Солнце, дело вообще не в ней. Не хотел вдаваться в подробности, но в общем правда на стороне Толстого. Я реально та еще сволочь!..
С жужжанием застегивается пластиковая молния, щелкают клепки — рюкзак с нашивками уже болтается на широком плече. Сумерки сгустились настолько, что зрение не в силах отличить вентиляционные выходы от белесых призраков, а тени — от притаившейся по углам нечисти.
— Пойдем отсюда, — доносится из темноты.
Вот и все, пора покинуть это жуткое и волшебное место, но в ушах шумит, ослабевшие ноги не могут ступить и шага. Молча смотрю Че вслед, горечь, хоть плюйся, жжет рот, губы немеют. Никчемность лишает последних сил и противно хохочет в ушах звонким смехом Ви. Она была права: у него вагон секретов и тайн, а я… стою как вкопанная и тихо плачу.
— Солнце! — оглянувшись, Че быстро возвращается. — Что с тобой? Я тебя обидел?
— Расскажи! — хрипло требую я, и он замолкает. — Расскажи! — повторяю в отчаянии. — Расскажи мне, Че!
— Этим летом мы с ребятами планировали участвовать в легальных соревнованиях по скалолазанию. Орги обещали хороший денежный приз, а Толстый очень нуждается в деньгах, у него мать болеет. Для участия требовалась команда из двух человек. Мы за полгода подали заявку, усиленно тренировались и были уверены, что сделаем всех. Мы бы их сделали, но…
— Но?..
Че прячет руки в карманы джинсов:
— Вике не нравилось. Она постоянно плакала, психовала и поставила вопрос ребром: она или друзья. Я выбрал ее. Естественно, Толстый не понял этого — посчитал предательством и трусостью. Все закончилось эпичной дракой, в которой, впрочем, никто не пострадал. А через три дня Ви объявила, что уезжает и мы расстаемся. Дальше ты знаешь.
Уже совсем темно — лица Че не рассмотреть, а тон его, как обычно, безупречно профессионален, но я не могу прийти в себя и дрожу. Ви, как Солнце, оставила после себя только выжженную землю, а мы теперь, как сухие остовы растений, пытаемся после нее ожить. Новое совпадение приходит на ум: мы оба, забыв о себе, делали для нее все. Я сгораю от жгучей черной ненависти. Она не должна была так поступать с Че.
— Че, я сочувствую! — Делаю шаг навстречу, чтобы поделить надвое его боль, прижимаюсь к груди, а он обнимает меня теплыми руками.
— Да брось. Меня никто не заставлял, я сам сделал выбор. Теперь давай больше никогда не вспоминать о ней. Окей?
Съеживаюсь, зажмуриваюсь и… ликую:
— Да. Давай. Окей!
Глава 33
Соприкасаясь плечами, мы трясемся в гудящем трамвае целую вечность. Че расслаблен, но под маской спокойствия я чувствую дискомфорт. Не помог даже черный капюшон забрызганной краской толстовки — весь путь до спального района нас беззастенчиво разглядывает молодая парочка.
— Тема, не надо было меня провожать! — расстроенно шепчу, но он перебивает:
— Свою девушку я доставлю в целости и сохранности прямо до квартиры.
И сердце снова на миг немеет от неожиданных непривычных слов.
* * *
Дождь усилился, шуршит в высохшей листве, барабанит по скатным крышам, карнизам и жестяным подоконникам. Проваливаясь в лужи и грязь, мы бежим разбитыми дорожками темных дворов. Холодный ветер пронизывает насквозь мокрую одежду, вода течет по лбу и щекам за воротник, хлюпает в кедах Ви. Че крепко сжимает мою ладонь, а дождь идет все сильнее… Как же быстро природа оправилась от смертельной жары!
У подъезда опускаю голову, чтобы ненароком не увидеть в окнах четвертого этажа приглушенный матовый свет: тетя Анжела сейчас наверняка пьет имбирный чай и читает журналы, в одиночестве листая пахнущие духами глянцевые страницы.
Юркнула в подъезд, в темноте по бетонным гулким ступеням прошаркала два пролета. Нервно кусаю губу и задыхаюсь, ощущая за спиной надежное присутствие Че. Эйфория улетучивается вмиг от досадного и яркого, как молния, воспоминания: совсем недавно он и Ви, целуясь и хихикая, направлялись в ее роскошную квартиру. А мой мир ужасен. Нельзя, чтобы Че увидел его.
Решительно останавливаюсь у окна между вторым и третьим этажами:
— Спасибо, Че, дальше провожать не нужно. Здесь совсем близко! — в кромешной темноте обращаюсь к нему я.
— Тогда я пойду? — слишком скоро слышится в ответ.
От этих слов во мне черным огнем разгораются беспомощность и обида. Хорошо, что здесь темно и я не вижу, как Че, спрятав руки в карманы, нетерпеливо топчется, мечтая поскорее свалить и не заканчивать первое свидание традиционным поцелуем. Зато мне не надо притворно улыбаться и делать вид, что все хорошо, часто моргать в надежде скрыть едкие слезы. Я не Ви, какие еще поцелуи? Как я могла забыть, что вокруг не моя сказка, что я слишком многого хочу?
— Угу! — не могу вымолвить больше ни слова.
— До завтра, — тихий голос Че раздается совсем рядом. Губы обжигает нежное тепло, и на них остается вкус мятной жвачки. От неожиданности я шумно вздыхаю и в ту же секунду ловлю новый поцелуй. Колени подкашиваются, и, чтобы удержаться от падения, хватаюсь за Че, висну на нем. Кровь шумит в ушах, горячие руки знакомо и приятно гладят холодную кожу под задравшейся кофтой Ви… Потерявшись в поцелуях и прикосновениях, я не помню себя, но сверху лязгает старый замок, и громкий голос матери рушит к чертям все волшебство момента:
— Танька, паразитка, чего там замешкалась?! Быстро домой, завтра прямо в восемь утра обои клеить пойдешь, стерва! Ишь, на свидание смылась! И кавалера своего бери: пусть помогает, или он только по подъездам обжиматься может?!
Отпрыгиваю от Че в одно мгновение, жгучий стыд выбивает из-под ног покрытый плевками и плесенью пол лестничной клетки.
Че в потемках берет меня за руку:
— Спокойной ночи! — Я слышу, что он улыбается. Легкие шаги отдаляются, гремит железом входная дверь, и мой принц растворяется в пелене дождя.
* * *
В прихожей разуваюсь, хмуро гляжу на мать, но она лишь хохочет:
— Я в окно-то весь вечер глядела — кого там Танюха подцепила?.. Ну высокий, как у той белобрысой. Я ведь всегда говорю: Танюха ее еще переплюнет! А то Анжелка, тварина, все хвалилась, что у дочуры паренек из телевизора!..
Смех стихает от тяжелого взгляда — в нем вся моя усталость, злость и бессилие.
— Ты зачем так при нем, а? — глядя в прозрачные глаза матери, рычу я. — Ты почему выперлась в подъезд, ты зачем меня позоришь?
Последние слова я уже визжу, в истерике сжимая кулаки и чувствуя народившуюся в висках головную боль.
— Так я же… — Глупо моргает мать.
Перебиваю и ору во всю глотку:
— Да что ты взъелась на тетю Анжелу?! Завидуешь, потому что она краше, дочь у нее лучше и парень у дочери круче? А ведь если бы ты была нормальной, я была бы не хуже Вики! Я тоже была бы достойной! И… — крик прерывается, голос становится сиплым, — Сашка был бы жив. Повзрослел, состоялся, внуки твои бы по дому бегали… А теперь что?
