Дуэт на эстраде отыграл «Шоссе 66» и начал «Я каждый день играю блюз»
[285]. В прошлом году, лабая с военно-морским оркестром в Норфолке, Антуан Зиппо умудрился повредить себе одну яремную вену, а сейчас рисковал угробить обе и поэтому решил сделать перерыв, вытряхнул слюну из трубы и потянулся за пивом, стоявшим на пианино. Он основательно взопрел, как и подобает джазовой рабочей лошадке – трубачу, готовому расшибиться в лепешку. Квасцы тем не менее произвели вполне предсказуемый эффект.
– Ик, – рыгнул Антуан Зиппо и с громким стуком поставил стакан на пианино. Обвел зал воинственным взглядом. Квасцы обожгли ему губу. – Оборотень Сэм, – взревел Антуан, с трудом выговаривая слова, – только этот поганец может достать квасцы.
– Вон идет Папаша, – сказал Клайд и схватил свою бескозырку.
Антуан Зиппо, как пума, прыгнул с эстрады прямо на столик, за которым сидел Сэм Моннаро. Дэвид повернулся к Морису:
– Лучше бы янки приберегли силы для Насера
[286].
– Хотя, – заметил Морис, – хорошая разминка не помешает.
– Совершенно верно, – проверещал Дэвид чистоплюйским голоском. – Как насчет подраться, старик?
– Эй, ухнем.
Десантники ринулись в кучу-малу, уже образовавшуюся вокруг Сэма.
Клайд и Джонни направились к двери, остальные возжелали принять участие в драке. Когда минут через пять они выбрались на улицу, из бара доносился звон стекла и грохот стульев. Папаши Хода нигде не было видно.
Клайд приуныл.
– Полагаю, нам надо двигать в «Метро».
И они медленно поплелись туда, отнюдь не в восторге от предстоящих ночных трудов. Папаша был безжалостен к собутыльникам. Он громогласно требовал от них сочувствия и поддержки, и, разумеется, они всегда старались его поддержать, хотя им самим становилось от этого хуже.
Проходя по переулку, они увидели на стене нарисованного мелом Килроя
[287]. Вот такого:
А по бокам две надписи, выражающие самые распространенные чувства британцев в кризисные времена: ДАЕШЬ БЕНЗИН и ДОЛОЙ ПРИЗЫВ.
– Бензина и впрямь не хватает, – сказал Джонни Контанго. – Египтяне взрывают нефтеперерабатывающие заводы на всем Ближнем Востоке. – Насер, похоже, выступил по радио с призывом к экономическому джихаду.
В тот вечер Килрой, возможно, был единственным объективным наблюдателем в Валлетте. Согласно распространенной легенде, он появился на свет на заборе или на стене туалета в Соединенных Штатах незадолго до войны. Впоследствии он встречался повсюду, где проходила американская армия: на фермах во Франции, в дотах в Северной Африке, на переборках боевых кораблей в Тихом океане. Килрой почему-то приобрел репутацию шлемиля и раздолбая. Дурацкий свешивающийся через забор нос был хорошей мишенью для разного рода разящих предметов – кулака, шрапнели, мачете. Вряд ли он намекал на сомнительную мужскую силу, балансирование на грани кастрации, хотя такого рода ассоциации неизбежно возникают в рамках туалетно-ориентированной (читай – фрейдистской) психологии.
Однако это впечатление было обманчивым. К 1940 году Килрой уже достиг зрелого возраста и облысел. Поскольку его истинное происхождение было забыто, он сумел обосноваться в человеческом мире, продолжая хранить шлемильское молчание о том, каким кудрявоголовым юнцом он был в прошлом. Это была умелая маскировка, своего рода метафора, ибо на самом деле Килрой возник в виде схемы полосового фильтра, вот такой:
И значит, был неодушевленным предметом. Но сегодня он являлся Великим Магистром Валлетты.
– Близнецы Боббси, – сообщил Клайд.
И действительно, из-за угла трусцой выбежали Дауд (тот самый, что однажды удержал малыша Плоя от самоубийства) и Лерой Язычок, коротышка-баталер, с дубинками в руках и буквами «БП» на нарукавных повязках. Эта парочка смахивала на персонажей водевиля: Дауд был раза в полтора выше Лероя. Клайд уже имел некоторое представление о том, каким манером они наводят порядок. Лерой запрыгивал Дауду на закорки и усмирял разбушевавшихся морячков, колошматя их дубинкой по головам и плечам, а Дауд тем временем распространял свое миротворческое влияние снизу.
– Слушай, – крикнул Дауд, – давай с разбегу. – Лерой притормозил и пристроился позади напарника. – Раз-два-три, – отсчитал Дауд, – Пошел!
Так и есть: на полном ходу Лерой вскочил на плечи Дауда и, как лихой наездник, поскакал, держась за его огромный воротник.
– Но, лошадка! – гаркнул Лерой, и они помчались к «Юнион Джек». Из проулка, маршируя строем, вышел небольшой отряд морских пехотинцев. Деревенского вида белобрысый паренек с простодушной физиономией шепелявя отсчитывал шаг. Проходя мимо Клайда и Джонни, он на секунду остановился и спросил:
– Шо там за шум?
– Драка, – ответил Джонни. – В «Юнион Джек».
– Ух ты. – Вернувшись к отряду, паренек скомандовал «налево», и его подчиненные послушно взяли курс на «Юнион Джек».
– Неужели мы пропустим такое представление? – взвыл Клайд.
– Папаша важнее.
Они вошли в «Метро». Папаша сидел за столиком с официанткой, которая была похожа на Паолу, только на порядок толще и старше. Жалкое зрелище. Папаша как раз проделывал свой чикагский номер. Клайд и Джонни подождали, пока он закончит. Официантка возмущенно вскочила и вперевалку удалилась. Папаша вытер носовым платком вспотевшее лицо.
– Двадцать пять танцев, – сообщил он подошедшим приятелям. – Я побил свой собственный рекорд.
– В «Юнион Джек» намечается классная драчка, – закинул удочку Клайд. – Не хочешь пойти посмотреть, Папаша?
– Или пойдем в бордель, который нам расхваливал стармех с «Хэнка», когда мы стояли в Барселоне. Можем прямо сейчас поискать этот притон.
Папаша кивнул:
– Вот что я вам скажу, ребята: именно туда я и хотел пойти.
Так началось их всенощное бдение. Посопротивлявшись для вида, Клайд и Джонни уселись на стулья по обе стороны от Папаши и начали пить, не отставая от него, но оставаясь трезвее.
